работы, были направлены в гетто. Остальные были отправлены на форт и там расстреляны. В «малом гетто» находился еврейский гетто-госпиталь. Под предлогом, что там появилась проказа, облили госпиталь бензином и сожгли вместе с больными, сестрами и дежурными врачами. Рас­стреляли также евреев, которых заставили участвовать в поджоге госпиталя. При акции «малого гетто» погибло до 2.000 евреев.

А потом наступило 28 октября — день «большой ак­ции» ...

27 октября появилось извещение от Совета Старейшин, что по приказу немцев, всё население должно явиться на площать Демократу. Все должны выстроиться по месту ра­боты главы семьи. На площадь должны явиться также дети и больные. Кого немцы обнаружат в домах — тех расстре­ляют. Страх был настолько велик, что все явились... Только тяжело больные остались в домах. Большую часть больных принесли на площадь на носилках.

На площади находился гестаповец Раука и пальцем ука­зывал кого — налево, кого — направо. Одна сторона озна­чала жизнь, другая — смерть. На смерть обрекались боль­шие семьи и старые люди. Отбор продолжался весь день. Когда Раука хотелось поесть, он брал в одну руку бутер­брод, а другой указывал — кто назначен на смерть, кто на жизнь.

От 9 до 10 тысяч людей были посланы налево. Немец­кая телеграмма, которую кто-то видел, называла цифру убитых — 9.200.

Приговоренных отправили в опустошенные дома.

29 октября люди были направлены пешком колоннами на 9-й форт. Д-р Элькес пытался извлечь из колонны кое-кого и был ранен в голову литовским полицейским. Одна мать по дороге сбросила с горы своего ребенка. Его нашел какой-то крестьянин и привел в гетто.

Немецких, австрийских, чешских евреев, большей ча­стью из Берлина, Франкфурта, Вены и Праги, отправили на 9-й форт и там убили...

В самом гетто люди ежедневно умирали от голода, от болезней и ежедневно на их долю выпадали унижения, — приходилось снимать шапку перед немцами, низко кланять­ся им, выслушивать их брань и насмешки... И ежедневно евреи шли на тяжелые работы. Одна акция шла за другой, удар за ударом. В борьбе за жизнь люди теряли человече­ский облик, цепенели в тупых звериных инстинктах. Боро­лись за имущество вывезенных родственников, подозревали в кражах...

Начало 1942 года можно определить, как приближение некоторой стабилизации в жизни гетто. Прибывали известия, вызывавшие надежду, что в ходе войны начались симптомы перелома.

Совет Старейшин подал немецкому командованию ме­морандум об устройстве мастерских и 12 января 1942 г. около аэродрома были основаны «Большие мастерские», сыгравшие крупную роль в жизни гетто. Эти мастерские стали рабочим центром для тех, кто не мог ходить на рабо­ты в город. Они стали также центром материального обес­печения; из мастерских выкрадывались большие количества материалов, которые затем выходили из гетто, как предме­ты для обмена в городе. Впоследствии мастерские стали центром снабжения партизан не только одеждой, но и ору­жием.

7 мая было издано запрещение беременности. Запрет иметь детей рассматривался, как показатель того, что нем­цы нуждаются в рабочих руках и что ликвидация евреев будет проходить под знаком: ожидать пока старики умрут и не допускать приумножения неработоспособного насе­ления.

В средине 1942 года в гетто началась организация по­литических и культурных сил. Ожила партийная деятель­ность. Начали работать сионистские группы — цеирей-цион, общие (аллгемейне) сионисты и ревизионисты, а также коммунисты. Руководитель коммунистической группы Хаим Елин работал на арийской стороне и только временами по­являлся в гетто. В самом гетто от этой группы работали Дима Гальперн, д-р Волсонок, Ратнер, Берман. Цеирей-цион руководил аптекарь Сребницкий. Ревизионисты были со­средоточены в полиции гетто. Ортодоксальные силы тоже организовались — возникла обширная организация орто­доксальной молодежи. Под руководством Хаима Крумер, Мириам Шур и Лейбензона очень успешно работала част­ная организация социальной помощи. Крумер и Шур погиб­ли при ликвидации гетто.

Отдельно следует напомнить о школах садоводства и ремесел, которые организовал бывший директор ОРТа в Ковно, агроном Яков Олейский. Печать трагедии лежала на этих школах и особенно на детях, которые в них обучались — обреченных, безнадежных существах. Таких замечатель­ных детей, как дети в гетто, не имел ни один народ. На их личиках как бы сияло выражение святости и в то же время мудрости, которое накладывает близкая смерть... Была и организация скаутов, во главе которой стоял старый д-р Рабинович (покончивший собой при ликвидации гетто).

В гетто был организован культурный кружок, при уча­стии доцента университета д-ра Шапиро, сына ковенского раввина. Был организован оркестр. Выходил журнал на иврит для молодежи («Ницоц»). Был образован суд под председательством проф. Семена Беляцкина, погибшего во время детской акции. Группа адвокатов совместно с судом выработала статуты и нормы, регулирующие семейное пра­во, наследственное право... Я выступал перед судом в ка­честве адвоката и это давало мне моменты большого удо­влетворения.

26 августа 1942 года был издан приказ о закрытии в гетто всех школ (за исключением школ ОРТа — (Элейско­го), всех синагог, суда. Было также запрещено пользование деньгами, ввоз и вывоз продуктов и т. д. Но жизнь скоро приспособилась к новым распоряжениям и пошла по-преж­нему.

В первую половину 1943 г. в гетто стали усиливаться признаки глубокой внутренней деморализации, появившиеся еще в 1942 г. Хозяйственное положение улучшилось. Торго­вые сношения с городом получили большой размах. Корруп­ция среди немцев всё больше развивалась. Евреи покупали у немцев вещи, обогащались за счет имущества погибших, в том числе иностранных евреев. Укрепление хозяйственно­го положения привело к изменению психологии. Передышка породила чувство стабильности.

Во время битвы за Сталинград немцы начали нервни­чать. 4 февраля 1943 г. Гестапо арестовало, ряд семейств, 27 взрослых и 17 детей, и расстреляло их. Среди них был журналист из Риги Борис Оречкин.

Весной 1943 г. общественная и культурная жизнь в гетто достигла высшего пункта развития. Политические партии развили большую деятельность и фактически захва­тили власть над внутренней жизнью населения гетто. Ко­ординация сионистов и «левых», как их называли, образо­вала как бы тайное правительство, постановления которого становились обязательным для Совета Старейшин и других учреждений гетто.

Главная задача состояла в помощи убегавшим из гетто к партизанам. Ежедневно группы до 30 человек, с мундира­ми, оружием и грузовиками покидали гетто. Мастерские снабжали их нужными вещами и чинили оружие. При пар­тийной коалиции создался также тайный суд, который вы­носил смертные приговоры предателям и доносчикам. Поли­цейские и партийные люди приводили эти приговоры в ис­полнение. Так были расстреляны: некий Файн (который по­сле ареста стал агентом Гестапо), Моне Левин (который выдал литовцам ради заработка тайные бункеры) и пять молодых людей, под видом политического радикализма за­нимавшиеся разбоями и убийствами.

В это же время в гетто шла оживленная культурная ра­бота.

Среди разнообразных проявлений культурной