деятель­ности, проявившейся в инсценировках, докладах и рефера­тах, отмечу мои доклады на темы: «Странствования мо­рального сознания в гетто» и «Мировое положение евреев после поражения, но без нас».

Но к концу 1943 г. гетто перешло в состояние агонии. В октябре стало известно, что жизнь в гетто будет органи­зована, как в лагерях. На самом деле эта реорганизация превратилась в акцию истребления: 26 октября в гетто ворвались гестаписты и русские солдаты в немецкой фор­ме и начали хватать на улицах и в домах людей и отправ­лять взрослых в Эстонию, а стариков и детей — в Аушвиц.

7 ноября началась паника в связи с отправкой из Шавель в Аушвиц до 800 детей и стариков. Всеми способами старались передать детей на «арийскую» сторону. С ноября по январь удалось переправить из гетто в город большое число детей.

Осенью 1943 года произошли два события, вызвавшие в гетто глубокое волнение. В начале сентября Гестапо вы­звало чету Блюменталь — швейцарского гражданина и его жену, уроженку Бельгии. Им сообщили, что швейцарское консульство требует их отправки в Швейцарию и что на аэродроме их ждет швейцарский аэроплан. Но их увезли за город и там расстреляли.

2 декабря Гестапо вызвало семью раввина Шапиро. Им сообщили, что католическая церковь, по просьбе американ­ских раввинов, интервенировала за них и что их посылают в Швейцарию. Старая жена раввина, ее сын, доцент д-р X. Н. Шапиро, руководивший всей культурной работой в гетто, его жена и их сын (старого раввина к тому времени уже не было в живых) были увезены за город и там их рас­стреляли.

В декабре стало известно, что немцы решили скрывать следы своих злодеяний. На 9-ом форту и в других местах начали извлекать кости убитых и сжигать их. Эту работу производили арестованные евреи, которых хорошо кормили и поили водкой, а затем по окончании работ расстреливали. 24 декабря 68 арестованных евреев, воспользовавшихся тем, что немецкая стража напилась по случаю Рождества, бежали под руководством советского офицера-еврея.

1944-й год был годом конвульсий умирающего гетто... Все мечтали о бегстве. Строили бункеры. В феврале 1944 г. через Ковно прошла партия до 1000 французских евреев. Их истребили в Провенишках, ж.-д. станции у местечка Румшишки, в 20 километрах от Ковно.

26 марта вечером появился приказ полиции всем со­браться к комендатуре в чистом платье и обуви, будто бы на воздушную инспекцию. 27-го все рабочие вышли в город. Вслед затем в гетто ворвались чины Гестапо со своими рус­скими помощниками и с полицейскими собаками. Они бро­сились в дома, в погреба и на чердаки в поисках детей и стариков. Собаки вырывали детей из материнских рук. Спрятанным детям родители давали сонные порошки, что­бы они не кричали.

Мы были свидетелями ужасающих сцен. Вот женщина с головой, растоптанной сапогом, лежит у сорного ящика и в руке ее убитый мальчик. Вот выбегает из дома мальчик с часиками в руке и умоляет русского сжалиться над ним. Русский берет у него часы и куда-то уводит мальчика. Вот красивая женщина бросается к ногам юрисконсульта ге­стапо, д-ра Чернай, и он берет двух детей этой женщины: швыряет мальчика в машину гестапо, а девочку отдает ма­тери. Вот идет по улице потерявшая рассудок женщина, нарядная и накрашенная, и ведет за руку маленькую де­вочку в белом пальтишке, в розовой шляпке, с маленьким зонтиком. Она грациозно с улыбкой передает своего ре­бенка чиновнику гестапо. Вот выезжает из ворот гетто закрытый грузовик, набитый детьми и стариками. Внезап­но открывается задняя дверца машины. Дети со слезами на глазах умоляют, чтобы их выпустили — они могут ра­ботать, они хотят видеть папу и маму. Но дверь захлопы­вается и их увозят дальше — в Аушвиц, в крематорий. Всего из гетто было вывезено 2.000 стариков и детей. Та­кие же акции проводятся во всех лагерях и казармах Ковно.

В начале 1944 года был издан приказ об эвакуации гетто.

Люди стали прятаться в бункерах, всеми средствами пытаясь вырваться из огней вокруг ограды. Многие кон­чали самоубийством.

9-го июля д-р Элькес разыскал фюрера С. С. Геке и сказал ему: «Я стар, и мой конец близок. Я смерти больше не боюсь. Вы можете меня убить тут же на месте. Я и Вы — мы оба знаем, что Германия войну проиграла. Ее не спа­сут ни чудо, ни секретное оружие, ни истерия Гитлера. Как бы ни был велик ваш патриотизм, вы ничем не можете помочь ни своей родине, ни своему движению — особенно посредством убийства десяти тысяч евреев. Но вы можете морально принести помощь своему народу, вы можете, быть может, снять с его совести часть греха, если вы спа­сете эти десять тысяч евреев. Мы все принимаем на себя гарантию вашего будущего, если вы это сделаете. Возьми­те у нас все золото и ценности, которых у нас много. Не находите только вагонов для эвакуации. Затяните вопрос до прихода русских».

Геке ответил:

«Германия войну проиграла. Но я — немецкий офи­цер и должен выполнить свой долг. Если вы едете — вы получите отдельный вагон. Возьмите в него все ваши вещи и особенно книги. Я приду на станцию. Я приду на станцию посмотреть, как вы едете. Я даю евреям свое честное сло­во, — вы не едете на гибель».

Но все это было ложью. Геке не пришел на станцию. Элькеса заперли в вагон со многими сотнями других евре­ев. Вещи его забрали. К тому же его били. Он умер в Дахау в I лагере, вблизи Кауферинга, 17 октября 1944 г. Он хо­тел умереть, отказывался от пищи, не принимал лекарств.

Отметим, что в одном из номеров «Фелькишер беобахтер» появилось объявление, что Вильгельм Геке, фюрер С.С. пал на итальянском фронте в тот же день, 17 октяб­ря 1944 г.

Между 8 и 12 июля из Ковно шли транспорты в Гер­манию. Некоторым депортированным удалось выпрыгнуть из вагона и спастись. В Тигенгофе у Данцига отделили женщин и детей от мужчин.

12 июля немцы подожгли и взорвали Ковенское гетто. 2.000 людей, скрывшихся в бункере и укрытиях («мали­нах»), погибли ужасной смертью. Только несколько десят­ков людей уцелело.

Часть ковенских женщин, находившихся в кацете Штутгоф, были в конце июня переведены в Аушвиц, где они были сожжены вместе с детьми. До ноября в Штутгофе действовал также крематорий, где сжигались стари­ки и женщины. Среди уцелевших свирепствовали болезни, в январе 1945 г. — эпидемия тифа. Эвакуация из Штутгофа происходила водным путем. По дороге пароходы бом­бардировались. Больных и раненых женщин бросали в воду. Остаток был опасен русской