Во второй половине XIX века Австрийская империя вела активную борьбу с Прусским королевством за гегемонию во всё ещё разъединённой Германии, но и тут всё было непросто… Так, в 1864 году Австрия вместе с Пруссией провела войну против Дании, закончившуюся передачей провинций Шлезвиг и Гольштейн под управление Пруссии и Австрии. А вскоре из-за этих же земель началась уже… австро-прусская война 1866 года. Она окончательно расставила точки над «i»: пруссаки при Садовой победили, австрияки проиграли и, чтобы как-то удержаться в европейских лидерах, в 1867 году образовали «двуединую» Австро-Венгерскую империю, объединившись с Венгрией.

Ранее Венгрия по отношению к Австрии имела положение полуколонии, но теперь поддержка венгерских магнатов оказывалась просто необходимой для укрепления расшатанного имперского фундамента… Былая абсолютистская Австрия была преобразована в «конституционное» двуединое государство, разделённое по линии реки Лейта на две самоуправляемые части: Австрию (Цислейтанию) и Венгерское королевство (Транслейтанию).

И почти сразу после этого Австрия нормализовала свои отношения с объединённой под рукой Пруссии новой Германской империей, а также с Италией. В 1882 году был образован блок «центральных держав» – Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии, который в 1891 году было договорено автоматически продлять в 1902 и 1912 году.

Однако с самого начала «Тройственного согласия» европейская роль Австрии, уже в облике «Австро-Венгрии», была решена: она становилась в новой политической «тройке» одной из «пристяжных» при германском «кореннике». В русских делах, впрочем, Австрия то и дело сбивалась на враждебную к России политику, в связи с чем былые «дружественные» отношения Вены и Петербурга времён наполеоновских войн сменились более чем прохладными. А растущее стремление Петербурга «встревать» в дела южных славян на Балканах не исключало вероятности прямого военного конфликта между Австро-Венгрией и Россией. Но единоличный конфликт был, как уже сказано, вряд ли возможен: ни внутреннее политическое положение, ни состояние австрийской экономики не позволяли Австрии идти на самостоятельную антироссийскую авантюру. В то же время Австрия была прямой, в том числе военной, союзницей Германии, как член Тройственного союза.

Всё это англосаксонские планировщики будущей войны, конечно же, учитывали.

В РУССКИХ балканских сюжетах издавна фигурировала тема черноморских проливов, не изжитая и к началу XX века. И раз уж они помянуты, то скажу, забегая вперёд, что ещё одним стойким заблуждением является уверенность многих в том, что в начавшейся вскоре Большой, Мировой, войне Россия воевала как раз за обладание черноморскими проливами и что именно проливами собиралась-де расплатиться Антанта с Россией в случае общей победы.

Увы, читатель, и «за проливы» русские Иваны платили жизнью в счёт будущих прибылей всё тех же Ротшильдов. Проливы нужны были им и Нобелям, как хозяевам русской нефти. Проливы нужны были французскому Капиталу, владевшему Донбассом и тяжёлой промышленностью Юга России.

«Русскими» проливами перерезáлись бы и германские интересы на Ближнем Востоке, уже во славу Ротшильдов английских, а заодно с ними – и во славу нефтяного магната Детердинга…

Впрочем, англичане больше рассчитывали на то, что босфорско-дарданелльский «улов» Николая Романова разделят на всех.

Не светило нам ничего и на самих Балканах, хотя в России тогда думали иначе. Есть интересный документ – «Записка статского советника А. М. Петряева». Александр Михайлович Петряев знал Балканы хорошо, он там долго служил консулом. Будучи уже товарищем министра иностранных дел в 1917 году, он писал: «Англия и Франция не будут способствовать образованию на берегах Адриатики большого славянского государства, тяготеющего к России. Они, несомненно, предпочтут создание независимого Хорватского королевства, которое всецело подпадет под их влияние».

Петряев ошибся – Югославия была создана на основе объединения Сербии и Хорватии как раз при поддержке Антанты.

Что ж так?

А почему бы и не так, если в мае 1915 года не в славянском Петрограде, а в туманном Лондоне был образован Югославянский комитет во главе с хорватом Анте Трумбичем, и этот комитет сыграл выдающуюся роль в послевоенном южнославянском государственном устройстве.

С помощью не русских, а англичан…

Даром что английский министр иностранных дел Грей невозмутимо говорил русскому кадетскому лидеру Милюкову во время его лондонского визита в 1916 году: мол, как там устроятся сербы с хорватами, это их внутреннее дело, а ещё оно касается России, не Англии.

Не вредно для нас помнить и о том, что якобы души не чающая в России Болгария «братушек» в 10-е годы XX века была теснейше экономически связана с Германией и Австро-Венгрией. Так что, рассориваясь с последними, Россия отношений с болгарами не улучшала. А ведь Болгария как политически, так и экономически была для нас доступнее (а значит, и перспективнее), чем, например, Сербия. Но в условиях буржуазного порядка вещей действовал принцип: «Близок локоть, да не укусишь!».

И будет правильным сказать, что Россия с её столицей Нью-Бердичевом, в начале войны спешно переименованным в по-русски звучащий «Петроград», шла к участию в мировой войне, имея две странные цели: сделать, во-первых, Германию из дружественного государства смертельным врагом и, во-вторых, окончательно дать повязать себя внешними влияниями и долгами, чтобы стать вотчиной иностранного Капитала.

Забегая вперёд, сообщу, что к 1917 году российский долг Англии составил примерно треть годового дохода Российской империи, и это было больше, чем Англия была должна Соединённым Штатам. Франции царская Россия задолжала в два раза меньше, чем Англии, зато в 1917 году уже «временная» Россия начала безудержно заглатывать американские займы, увеличивая государственный внешний долг.

ГЕНРИ Ноэл Брейлсфорд в «Войне стали и золота» писал об этом так: «С 1854 по 1906 годы Сити бойкотировало Россию. Заём 1906 последовал за явно инспирированными статьями в «The Times», которые предсказывали политическое соглашение (оно и последовало в 1907 году. – С. К.). Финансы и дипломатия в современном мире стали друг другу необходимы. Если бы какая-либо держава или группа держав удерживала монополию на мировом денежном рынке хотя бы в течение нескольких лет и сознательно использовала её в политических целях, она в конце концов диктовала бы свою волю России… Россия уязвима, так как она зависит от своей репутации на западных рынках совершенно так же, как любая из республик Латинской Америки».

«Лестное» для царской «могучей» России сравнение, не так ли, господа путинисты и либерасты?

Кроме займов неплохо срабатывало и другое средство, о котором с горечью писал известный нам полковник Игнатьев: «Россия издавна дорого платила за свою техническую отсталость, представляя лакомый кусочек для иностранной промышленности: без затраты капиталов, одной продажей патентов, что и носило громкое название «техническая помощь», можно было снимать любые барыши с русских заводов. «Техническая помощь» являлась одним из самых надёжных средств для обращения России в колонию и хорошим подспорьем для иностранного шпионажа».