За руль он на этот раз посадил Селиверстова. Просто для того, чтобы тот был при деле, а то ведь на психе может дел натворить. А так — руль в зубы, ветер в лицо, и гони! И пусть тяжелые мысли из головы выдувает. Говорят, такая вот полуэкстремальная терапия этому весьма способствует.

Плохо только, что неприятные мысли сегодня мучили и его самого. И виной всему — эта инфузория в туфельках, что возмущалась его неверием в способности Красной армии разбить врага «малой кровью, могучим ударом». Ведь, если вдуматься, был вариант, пусть даже и дохленький.

Сергей, надо признать, книги почитывал. Может быть, не в том объеме, как его предки, но у тех не было под рукой телевизора и интернета, сжирающих время не хуже мифического лангольера[26]. И сюжет с провалившимся в прошлое человеком попадался ему достаточно часто.

Нюансов в книгах было много, но практически все их объединяла одна мысль: надо менять этот мир к лучшему. А для этого требовалось активное вмешательство, а не попытки спрятаться в лесу. И сколько угодно можно оправдывать свои действия контрактом, глаза девчонки, осознавшей вдруг, что ее мир рухнул, от этого все равно никуда не исчезнут. Они, конечно, уже вмешались, и еще как, но вышло это случайно и вряд ли изменит что-либо глобально. Мало разве у немцев генералов с фельдмаршалами? Пускай даже этот мир не совсем их родной — все равно хотелось поменять его, убрать сыплющиеся сверху бомбы. А как? Своими невеликими силами? Три раза ха! Может, и впрямь стоило изначально прорываться к своим и попытаться выйти на контакт со Сталиным?

Эти мысли портили ему настроение ближайшие несколько часов, вплоть до того, как они остановились на ночевку. И лишь утро, солнце и тишина, такая, словно и не было войны, немного примирили Хромова с окружающим миром.

Бронепоезд ждал их в точке рандеву. Тяжелая глыба серо-зеленой стали на колесах… Это просто замечательно, что родная страна вкладывалась в железные дороги, пускай даже в ущерб дорогам обычным. Как минимум здесь и сейчас, потому что вокруг основной дороги куча веток, соединяющих населенные пункты в единую сеть. На один из таких «отнорков» и свернул бронепоезд, после чего оставалось лишь быстро придать ветке вид разрушенной. Но, естественно, так, чтобы не составило труда быстро восстановить поврежденный участок. А то, что еще недавно вполне действующая ветка превратилась в «уничтоженную», на фоне недавних событий вряд ли могло кого-то насторожить. Так что оставалось благодарить Родину, собственное мышление, не то чтобы более острое, а просто отличающееся от местного, и умение Громова работать с картами. Ну и Ильвеса, исполнившего все, как сказали, и без лишней отсебятины.

Вообще, их стремительный эстонец и впрямь успел достаточно много. Помимо эвакуации бронепоезда, состава обеспечения и, очевидно для полноты ощущений, генеральского поезда, он учинил диверсию на железной дороге сразу за станцией. Попросту говоря, подогнал на подходящий мост дрезину с полутонной тротила, да и рванул ее аккурат посередине. Недостаток мастерства с лихвой компенсировался мощностью заряда. Взрыв получился такой, что в соседней деревне у половины домов вышибло стекла, а в эпицентре сразу два пролета рухнули в реку. Теперь между свернутыми в спирали металлическими балками и кусками бетона весом от нескольких граммов до пары тонн шумно бурлила вода, и немецким саперам предстояло решить крайне важную задачу. Проще говоря, в темпе вальса восстановить мост, который и в мирное-то время не один год строился. Учитывая же, что для полноты ощущений Ильвес рванул еще три моста, поменьше и поплоше, задача выстраивалась с инженерной точки зрения крайне интересная.

Пока доморощенные саперы развлекались на вражеских коммуникациях, остальные тоже времени даром не теряли. Поезда были загнаны в самый конец никому не интересной недостроенной ветки, где их тщательнейшим образом замаскировали. Больше всего все три состава напоминали сейчас небольшой лесок, так густо на них были навешаны ветки и даже целые древесные стволы. Конечно, наземную разведку подобным не обмануть, но с самолета разглядеть уже вряд ли получится. В общем, постарались на славу.

Ильвес, когда ему сообщили о прибытии товарищей, пробкой вылетел из штабного вагона, квартировать в котором, как ни крути, удобнее, чем в тесной стальной коробке бронепоезда, и по-медвежьи обнял сразу обоих. А потом были и баня, и чистые простыни, и сон… В общем, в более-менее товарный вид разведчики пришли только к вечеру. И вечером же, как раз когда они дружно сидели за столом под наспех сооруженным навесом и отдавали должное искусству пленных немецких поваров, узнали новость, только-только принесенную отправленной Ильвесом «посмотреть, понюхать и тихонько определиться» группой. Новости, поставившие все их планы с ног на голову.

Как рассказали рядовые Дольцев и Симонян, оба бледные то ли от злости, то ли от отвращения, немцам, похоже, надоело происходящее. Надоело, что кто-то шарится в их тылах, жжет мосты и аэродромы и похищает фельдмаршалов. И отреагировали они, как и положено ублюдкам, считающим людьми только себя.

В общем, если кратко, с завидной оперативностью они прошлись по деревням, селам и мелким городкам, в течение суток арестовали около двух тысяч человек, добавили к ним пленных, коих сейчас хватало, согнали их в большой овраг и расстреляли. Как рассказал взятый разведчиками обер-лейтенант, не вовремя решивший прокатиться по славным ухабами русским дорогам и, взятый за шкирку, не стал играть в героя, чем заработал легкую смерть, никакого СС тут не было, простые солдаты расстарались. Обычные тыловики, которых официальная история запишет позже чуть ли не в ангелы. Просто и безыскусно, не делая различий по гендерному или возрастному принципу, кладя рядом и мужчин, и женщин, и детей…

Последнее, кажется, возмутило товарищей сильнее всего. Кроме, пожалуй, Хромова, на которого произвела впечатление сама цифра, а не ее составляющие. Все же он был дитя циничного века. Откровенно говоря, его уже давно бесили фразы вроде «погибла тысяча человек, включая десять женщин и троих детей». Война — геноцид мужчин, и нечего выделять их в потерях как третий сорт. Но это в данном случае было непринципиально, поскольку с расстрелом попавших к немцам бедолаг (что интересно, даже пошедшие на службу к немцам полицаи не избежали этой участи) ничего еще не закончилось.

Немцы — люди обстоятельные, и неважно, демократы они, нацисты, коммунисты или еще кто. Да хоть гомосеки, хотя, как уже успели просветить Сергея, за подобные шутки у них сажали в концлагерь. Хоть один положительнй момент у Гитлера, чего уж. В любом случае аккуратность и дисциплина у них в крови. Поэтому облавы продолжились с немецкой основательностью, и людей продолжают собирать, сгоняя к той же станции, где не далее как позавчера вляпался фон Бок. И официально распространяется информация о том, что если террористы (да-да, именно так их и назвали) не сдадутся, то через сутки этих людей тоже расстреляют. Вот такая вот история…

После окончания рассказа наступило молчание. Только часто-часто задышал Селиверстов. Судя по его красной роже, он пытался прикурить от газовой плиты. Как минимум дважды. А Ильвес повернулся к Хромову и негромко, но с сильно прорезавшимся акцентом, поинтересовался: