– Ерунда. Это лондонский сухой джин. Попробуй. Его даже ненадо запивать. Уникальное качество. Возьми нашу водку в сорок градусов. Ее жепить невозможно – так горло дерет. Теперь я понимаю, почему иностранцы любятрусскую водку. Потому что от нее мороз по коже идет. А от их джинов снаибольшим количеством алкоголя ни в одном глазу. Раньше я никак не могла взятьв толк, почему хорошее спиртное стоит так дорого, и лишь много времени спустяпоняла, что элитные напитки не чета дешевым. От них никогда не болит голова, иони быстро выветриваются. А вкус! Это такой кайф! Кайф от выпитого и от того,что ты сидишь и пьешь из бутылки, которая стоит полторы тысячи! Это ни с чем несравнимое чувство! Кайф от того, что ты хлещешь не дешевую бодягу, сделанную,как правило, из технического спирта, а вкушаешь обалденные элитные вещи. Кайфот того, что ты можешь себе это позволить и это никак не ударит по твоемукарману! Вот в чем вкус жизни! В дорогих удовольствиях! Давай по рюмочке.

– Нет, Чупа, я за рулем.

– Ерунда, после такого джина можно прекрасно водить машину.Я уже на себе много раз проверяла.

– Нет, Чупа, уж как ты водишь машину – так я не хочу.

– Тебе не нравится, как я вожу машину?

– В этом, наверное, тоже есть свой кайф, но ты забываешьвовремя нажимать на тормоз. Мне кажется, что порой ты вообще забываешь, чтомашина хоть изредка должна тормозить…

Я засмеялась и протянула Гарику порцию джина. Он слегказанервничал, но рюмку взял и сел в кресло. Вообще-то в последнее время он частонервничает, когда меня видит. Вполне понятно – я все-таки как-никак женщина, атем более босс. Гарик покраснел и чуть не подавился джином, когда из водыпоказалась моя грудь. Я постаралась исправить ситуацию и опять погрузилась вводу как можно глубже. Подмигнув ему, я выпила джин, затем взяла чашечку кофе ипринялась смаковать этот божественный напиток.

– Знаешь, на что похоже, – сказал Гарик. – Будто этот джиннастаивали в бочке с еловыми иголками и ветками можжевельника. Вкусная вещь –даже не ощущается, что в ней почти пятьдесят градусов. Просто я раньше никогдане увлекался джинами. Я слышал, что многие пьют джин с тоником…

– Джин разбавляют тоником только те, кто не пьет нормальныхнапитков. Ты сейчас попробовал обалденную, классную вещь, сам посуди, какойздесь может быть тоник. Тоник – это для дешевых джинов, которые стоят не большедвухсот рублей. Они сделаны из такого дерьма, что их и в самом деле лучшеразбавлять, а то они свалят наповал любого. Настоящий лондонский или канадскийджин никогда и ничем не разбавляется. Я думаю, ты сам в этом убедился. Кстати,что там с Юлькой?

– Порядок. Я перевез ее в частную клинику на Озерках. Тамвсего пятьдесят мест. Специализируется она на различных травмах и имеет штатвысококвалифицированных сотрудников. В общем, мне пообещали сделать всевозможное для того, чтобы быстрее поднять ее на ноги.

– А из охраны кого-нибудь оставил?

– Да, одного пацана.

– Не мало?

– Можешь не переживать. Клиника закрытая. Посторонним тудавхода нет. Тем более что я положил ее под другой фамилией.

– Это ты здорово придумал. А муж или свекор видели, как тыее перевозил?

– Нет, в этот момент никого не было.

– Замечательно. Больше они ее не увидят. Пусть отдыхают изабудут о ее существовании. Если, конечно, она сама не захочет о себенапомнить. Будем надеяться, что не захочет.

– Чупа… – замялся Гарик.

– Ну говори, что еще случилось?

– Я даже не знаю, как сказать…

– Говори как есть.

– Знаешь, она после этой операции какая-то странная стала…

– В смысле?

– Я к ней в палату пришел, она попросила листок бумаги икарандаши. Лежит и какие-то гробы рисует.

– Какие еще гробы?

– Не знаю. Полумесяц освещает кладбище, а на могилах стоятгробы. Я ей говорю, мол, что – больше рисовать нечего? А она рисует одно и тоже. Уже столько бумаги перевела! Я психанул и отобрал у нее карандаши кчертовой матери. Она чуть не разревелась. Врач сказал, что ей нервничать ни вкоем случае нельзя, – пришлось отдать. Она взяла чистый лист и нарисовалачеловеческое сердце. Главное – хорошо так рисует, профессионально. На этомсердце каждый сосуд виден, словно его живым из груди вырвали. Сжимает его тонкаяизящная женская ручка с острыми коготками, а из сердца капает кровь. Сжалосьоно все, словно ему больно. Я такое сердце в учебнике по анатомии видел еще вшкольные годы.

Попробовал у нее эти рисунки забрать, а она сразу в слезы,прямо не знаю, что и делать.

– Не надо ничего забирать. Пусть рисует сколько ей влезет.Врач предупредил, что у нее могут проявиться какие-нибудь необычные таланты,которых раньше никогда не было. Вообще-то она раньше никогда не рисовала, покрайней мере при мне. А мне всегда казалось, что никто ее не знает лучше, чемя. Короче, ничего не забирай. И постарайся ее не расстраивать.

– Ладно, Чупа, я понял.

– Я думаю, что со временем это пройдет.

– Когда я ее в клинику привез, она на меня жалобно такпосмотрела и говорит: «Гарик, ты не мог бы мне помочь? Узнай, пожалуйста, естьли в нашем городе клуб для тех, кто побывал в состоянии клинической смерти». Яглаза вылупил от удивления и спрашиваю: «Зачем тебе?»

А она в ответ: «Мне бы хотелось после своего выздоровленияпопасть в такой клуб и поделиться своими впечатлениями. Я многое могурассказать».

– Ну а ты что ей ответил?

– Сказал, что обязательно узнаю.

– Правильно. Главное, во всем с ней соглашаться. Я думаю,что со временем нам придется или привыкнуть к ее странностям, или они пройдутсами по себе.

– К ней в больницу муж захотел зайти, так она закричала изакатила настоящую истерику. Мол, ее опять хотят убить, и вообще, кто пустил вотделение посторонних мужчин?

– А на свекра она как среагировала?

– Не лучше.

– Это радует. Хоть одна приятная новость за последнее время.Она что-нибудь просила?

– Да, привезти ей побольше бумаги и простых карандашей.

– А почему именно простых?

– Потому что она рисует только простыми карандашами.

– А ты ей предлагал цветные?

– Предлагал.