– Ты думаешь, мы когда-нибудь еще увидим Бульдога?

– Я надеюсь на это. Мне бы очень хотелось, чтобы онпо-прежнему был с нами.

Приехав на дачу, я зашла в свою спальню и налила себе добруюпорцию лондонского джина. Сорок семь градусов сделали свое дело. Япочувствовала слабость в ногах и приятное головокружение. Затем вспомнила проЮльку и быстро нашла Гарика.

– С кем осталась Юлька?

– Там с ней дежурят двое наших людей.

– Ее срочно надо перевезти в другую больницу. С Юлькой влюбой момент может что-нибудь случиться. Недоглядят ребята, и все.

– Что ты предлагаешь?

– Я бы с удовольствием перевезла ее из больницы сюда, но еесостояние слишком серьезное для того, чтобы находиться дома. Ей необходимокруглосуточное врачебное наблюдение. Попроси кого-нибудь найти хорошую частнуюклинику, а еще лучше займись этим сам – все-таки Юлька моя подруга, и я могудоверить это поручение только тебе. Только клиника должна быть небольшой.

Это даст нам возможность контролировать все входы и выходы.Пусть будет всего лишь несколько пациентов и с десяток хороших врачей. Поденьгам не смотри, сколько бы это ни стоило. Как вернешься – поговорим иразработаем план дальнейших действий.

Гарик кивнул и уехал, а я опять зашла в свою комнату ивыпила точно такую же порцию. Затем умылась, почистила зубы и расчесала волосы.Без Бульдога стало как-то пусто и неуютно, словно от меня оторвали что-тодорогое и тем самым сделали совершенно одинокой и глубоко несчастной. Надевджинсы-резинки и тоненькую майку, я подошла к одному из своих мальчиков испросила:

– Ну, где наш заключенный?

– В подвале.

– Пошли. Я хочу с ним поговорить.

Мы спустились вниз и прошли в «камеру пыток». Я дала знать,чтобы меня оставили одну, и села на стул, стоящий у двери. Передо мной прямо наполу сидел человек в грязной, замусоленной рубашке и ободранных штанах.

Его лицо было бледным, скулы ввалились, а под глазамипоявились черные круги. На руках были надеты наручники, пристегнутые другимконцом к батарее. Цепи были длинными, около метра, вероятно, для того, чтобы онмог самостоятельно ходить в туалет. Рядом стояло ведро и пустая железнаятарелка. Мужчина поднял голову и затравленно посмотрел на меня.

– Привет! Как дела? Я смотрю, ты у нас уже прижился…Говорят, ты жаждал меня увидеть.

Мужчина нахмурил брови и дрожащим голосом произнес:

– Я больше не могу…

– Что именно?

– Здесь находиться. Мне кажется, что я нахожусь здесь ужецелую вечность. Я потерял счет времени, я даже не знаю, когда наступает день, акогда ночь. У меня нет ни сил, ни здоровья. Наверное, уже вернулась из отпускамоя жена и не находит себе места.

– Ерунда. Все это легко исправить. Давай баксы и продолжайплатить как положено. Вот тогда ты и сможешь наблюдать, как день сменяетсяночью и наоборот. А насчет своей жены можешь не переживать. По моим сведениям,она еще не вернулась, ведь ты у нас гостишь всего одиннадцать дней. И вообще, ожене ты зря печешься. Когда она узнает о твоей пропаже, то, скорее всего, будетмолиться, чтобы тебя грохнули. Ты слишком много имеешь. При таком раскладеврагами становятся даже самые близкие люди. Легче быть обеспеченной вдовой иеще встретить мужчину своей мечты, чем жить со скопидомом, постоянно ожидая егожалких подачек.

– Я больше не могу…

– Я это уже слышала, ну а деньги достать ты уже можешь?

– Могу. Мне нужно позвонить своим людям, и они быстреньконаберут нужную сумму.

– С этого и нужно было начинать. Теперь-то ты понял, чтоденьги – это не главное. Вернее, главное, но человеческая жизнь намногоглавнее. Заруби себе на носу: когда вопрос касается жизни – любые деньгипревращаются в ничто! Они становятся мусором, понимаешь?! Когда человек хочетжить, то он отдает последнее и никогда не жалеет об этих деньгах! Он счастливтолько оттого, что он жив!

– Я это понял…

– Это радует. Обычно коммерсанты упорно не хотят этогопонимать. У них в голове только деньги, деньги и деньги.

– Почему ты так не любишь коммерсантов?

– Потому что они мать родную за деньги продадут. Коммерсысамые завистливые и продажные люди. Если у кого-то не идет товар, то они жуткорадуются и прыгают до потолка. Все их деньги строго посчитаны. Сколькопотратил, сколько нужно вернуть, сколько кинуть в оборот, чтобы получить ещебольше. У коммерсов нет солидарности, они не хотят помогать друг другу. Онипостоянно ждут, чтобы кто-нибудь споткнулся и сошел с дистанции!

Я никогда не уважала коммерсантов. Они даже тратить-тоденьги с умом не умеют. То ли дело братва! У нас есть чувство локтя, семейности– а это очень важно. Мы всегда выручаем друг друга и не спрашиваем, сколько этостоит. Мы не завязаны на деньгах. Мы завязаны на отношениях.

Закурив сигарету, я продолжила:

– Конечно, и среди братвы хватает дерьма, от этого никуда неденешься. То, что я говорю, это просто мое мнение, и я не собираюсь егокому-нибудь навязывать.

Мой пленник сидел, уткнувшись в ладони лицом, а я уже немогла остановиться: