как Анастасия Николаевна «проэктирует пикник.

— Жаль, что нет маленькой, — говорит она об Ольге Афан[асьевне] Судейкиной, которую очень любит. Впрочем, её любит и Сологуб, и я. Мне кажется, её любят все, кто её знает: это совершенно исключительная по духовной и наружной интересности женщина.

— Надо написать ей, — продолжает А. Н., — она с С[ергеем] Ю[рьевичем] теперь должна быть ещё в Удреасе. Отсюда не более двадцати пяти вёрст.

Мы с Ф. К. поддерживаем её. <...> Мне что-то нездоровится. Она пробует мою голову, заставляет лечь на кушетку, заботливо прикрывает меня плэдом, велит Елене подать мартелль и горячего чая и садится около меня. Начинается бесконечная наша постоянная литературная беседа. У А. Н. чудная память. Она так и сыплет цитатами из Мэтерлинка, Уайльда и Шницлера. Постепенно мы переходим на наших милых современников, и прямолинейная язвительность моей собеседницы доставляет мне не одну минуту истинного — пусть жестокого — наслаждения».

Трагическим был конец Анастасии Николаевны: голодной осенью 1921 года, после гибели Блока и расстрела Гумилёва, потерянная и больная, она бросилась в реку и, как писал Георгий Чулков, «второго мая 1922 года одна из последних льдин вынесла тело Анастасии Николаевны на берег Петровского острова. Фёдору Кузмичу довелось проститься со своей умершей подругой, и он надел на палец желанное ему кольцо».

Но Северянин в своём эстонском уединении не знал о гибели Чеботаревской. Вспоминая те счастливые молодые дни, когда он писал «Я хочу быть солучьем...» («Лучистая поэза»), поэт повторял в автобиографическом романе «Колокола собора чувств» (1925):

Ему, поэту, и жене Его я вечно благодарен: Она всегда лучиста мне, Он неизменно светозарен...

12 апреля 1913 года турне с Сологубом закончилось. 7 июня Северянин писал Брюсову: «Мы с ним выступили в 11 городах, но из Кутаиси я уже уехал в Петербург], желая провести Пасху дома. Он же с Анастасией Николаевной ездил ещё в Батум; вернулись они на третий день Пасхи. Я писал Вам стихи из Одессы, а из Симферополя послал свою книгу, но не знаю, получили ли Вы и то и другое».

Весной 1913 года родилась дочь Северянина Валерия (Валерия Игоревна Семёнова; 1913—1978). К рождению ребёнка поэт поспешил вернуться в Петербург из своего длительного гастрольного турне. Из Тифлиса, где пришлось спешно отказаться от объявленных концертов, он добрался до дома не без приключений (любовных!).

Обращаясь к Фёдору Сологубу в стихотворении, он приносил свои запоздалые извинения, просил «реабилитации»:

Ты осудил меня за то, что я, спеша К любимой женщине, родами утомлённой, Прервал твоё турнэ, что с болью исступлённой К ней рвалась вся душа. Ещё ты осудил меня за то, Что на пути домой я незнакомку встретил, Что на любовь её так нежно я ответил, Как, может быть, никто! Но что же я скажу тебе в ответ? — Я снова с первою — единственной и вечной, Как мог ты осудить меня, такой сердечный, За то, что я — поэт?

Северянин был любящим отцом и гордился дочерью, о чём свидетельствует его фотография с младенцем на коленях, помещённая в качестве иллюстрации к первому значительному интервью поэта в «Синем журнале» (1913, № 41) под заглавием «Моя поэзия. Исповедь Игоря Северянина».

8 мая Северянин участвует в вечере Сологуба и Чеботаревской с чтением поэз. В письме Лидии Дмитриевны Рындиной он рассказывал: «Я встретил там Мережковского, Гиппиус, Тэффи, Глебову, “офицерика Колю” и друг. Много лестного услышал я о себе на этом вечере, и много читал новых и старых! — стихов. Читал и “Качалку грёзэрки”». Через два дня поэт выехал на дачу в Веймарн под Петроградом вместе с Еленой Семёновой и дочерью Валерией. В Троицу в Веймарн приезжают Сологубы. 26 июля приезжает Евгений Матвеевич Пуни.

10 сентября Северянин возвращается из Веймарна в Петербург и погружается в житейские и литературные заботы. В октябре он отказывается от нового турне с Сологубами и объясняет решение в письме Лидии Рындиной: «...не поехал по следующим причинам: 1) Болезнь мамы, 2) неполучение аванса, 3) “бесписьменность”, 4) угрозный тон телеграмм его и её: они угрожали... прекращением знакомства!.. Что же! я и прекратил знакомство с ними. Не жалею, — слишком возмущён. Заискивать не рождён. И ведь не акмеист же какой-нибудь, наконец, я! Против него ничего не имею: он действовал под давлением. Ею прямо-таки возмущён. И давно уже. Короче: я доволен своему “освобождению”».

«Слегка во вкусе Fleur d'orange...»

Вокруг «Громокипящего кубка», развернулся один из самых красивых и изысканных романов Игоря Северянина. Подготовка легендарной книги в издательстве «Гриф» относится к началу этого романа, а её выход совпал с разгаром любовных встреч Северянина и Рындиной в Петербурге, где была на гастролях жена основателя и издателя «Грифа» Сергея Кречетова (Сергея Александровича Соколова), который готовил книги Северянина.

«Слегка