– Допустим, ты прав. Кто знает, что Бенвенуто мог вложить в эту гитару, – в конце концов, он был безумцем! Допустим, теперь она человек. Но зачем тебе человек, Франческо? Она не будет петь в твоих руках!

– Глупый вопрос, Луи. Она будет петь в моих руках! И не только петь, мы найдем чем заняться. Морена, старый ящер, держал ее в замке, а я подарю ей весь мир! Я сделаю ее своей королевой! Луи, ты не понимаешь – я снова буду живым, я буду творить…

Луи развел руками.

– Надеюсь, ты не ошибаешься.

И залпом допил остаток изрядно остывшего шоколада.

– Хватит каркать, Луи! – Франческо улыбнулся старому другу: надо чаще улыбаться, девушки это любят. – Все к лучшему в этом лучшем из миров!

– А кто не согласен, тот труп, – пробурчал Луи, но Франческо его уже не слушал: он представлял, как повезет свою Виолу в Милан и покажет их город… и она будет играть для него, только для него одного, и смеяться, и любить его, и его сердце снова будет биться.

Он почти забыл, как это – когда сердце бьется.

Пора вспоминать.

Мокрое, чумазое, чихающее во сне, замотанное в пледы недоразумение никак не желало просыпаться. Дон с Арийцем уже вдвоем его трясли и чуть не орали – а что вы хотели? Засыпал нормальный Киллер, чистый, только из бани, довольный, здоровый. И на постели, между прочим. А это? Ужас в кульке из трех пледов, волосы мокрые, морда грязная, чихает – и не просыпается. В кресле.

Вот как?!

Гениальная мысль, как разбудить недоразумение, осенила Дона через минуту, не раньше.

– Ариец, ты умеешь варить кофе?

Белобрысый сначала недоуменно кивнул, а потом просиял. До него тоже дошло. Способ, конечно, романтично-рекламный, но действенный. Почти как нашатырь.

На запах кофе проснулись Ришелье со своим верным гвардейцем. Зевая, вылезли сначала на кухню, а потом в спальню – смотреть на чудо в пледах. С кухни вылезали, разумеется, с уже надкусанными пирожками приготовления Франца Карловича. Их с вечера остался мешок, не меньше.

Ришелье даже интересу ради проверил, что там, под пледами, – и обнаружил грязные, словно Киллер босиком по лужам ходил, ноги и край голубой махровой пижамы, которой вчера стопроцентно не было! Кардинал многозначительно хмыкнул и тут же строго глянул на Витька:

– Не ржать.

Ариец как раз принес кофе с корицей и имбирем, черный, как деготь. Небось ложки три бухнул. Столовые. И меду полбочонка. И с кофе притащил целую тарелку пирожков.

Вот только когда этот кофе Дон поднес к самому Киллерову носу, тот и проснулся. Раскрыл сонные, опухшие и ничего не соображающие глаза, душераздирающе зевнул и попытался выпутаться из пледа.

Ничего у него не вышло, только запутался сильнее. Сердито дернул плечом и чихнул. И еще раз чихнул. И страшно удивленно воззрился на Дона:

– А почему?..

В его глазах была такая детская обида и недоумение, что Дон сам едва не заржал. Киллер в голубой пижамке, только плюшевого медведя не хватает.

Натуральная Виола, никакого грима не надо!

– Вот ты и расскажи почему, – подступил к нему Ришелье.

Судя по огоньку в глазах, монсеньор кардинал вознамерился устроить допрос и расследование. В общем, он был, конечно, прав: после вчерашнего убийства сегодняшнее ночное путешествие Киллера выглядело более чем странно.

Но только выглядело.

Дон был совершенно уверен: что бы этой ночью ни делал Киллер, к убийству Поца это не имело никакого отношения. Причин этой уверенности он не знал и задумываться о них не желал. По крайней мере сейчас.

– Что вы так на меня таращитесь? – спросил Киллер и снова чихнул.

Дон поморщился и знаком показал ребятам: исчезните. Киллер и обида настолько не стыковались между собой, что это выглядело даже опасным. И тем более интересным. Только тут надо аккуратно, не в лоб.

Ришелье пожал плечами, мол, раз справишься сам – не будем мешать. И подтолкнул Витька обратно к кухне.

Ариец же знака не понял, а если понял – то проигнорировал. Присел возле Киллера, обеспокоенно заглянул в глаза, пощупал лоб.

Киллер фыркнул и отдернулся. Буркнул:

– Все со мной в порядке.

Немножко гнусаво буркнул. Насморк подхватил в своих ночных похождениях.

– Ариец, сделай еще горячего молока с медом, а? – попросил его Дон: и молока надо, и выпроводить. – Большую кружку.

Белобрысый недовольно вздохнул, но на кухню ушел. Молоко греть. Прямо вот передничек на него надеть – и выйдет настоящая мамаша-наседка.

– Ну что, помочь выбраться? – Дон протянул Киллеру руку.

Тот буркнул что-то согласное, не поднимая глаз, и с помощью Дона выпутался из пледов, уронив попутно плюшевого медведя. Нежно-лавандового цвета и размера кинг-сайз, то есть почти метр ростом.

Дон не рассмеялся лишь героическим усилием воли. Не столько медведю, сколько обалделому виду Киллера.

Тот поднял медведя с пола, сделав бровки домиком, и растерянно вопросил:

– Откуда? Я ж его дома оставил… – отбросил медведя на кровать, перевел взгляд на собственную голубую махровую пижаму, потом на Дона, потом обратно на пижаму… и покраснел. Медленно, от подбородка до самых ушей. Сглотнул. Отчаянно глянул Дону в глаза. – И не смей надо мной ржать, понял?!

Вместо ответа Дон протянул ему пирожок. И отвлечь надо, и рот открывать необязательно. А то вот так попробуешь что-то сказать, и как заржешь на всю Ивановскую!

Нет-нет-нет. Только не смеяться. Обидится же насмерть.

Или в глаз даст. Точно даст. Вон, изготовился уже: набычился, кулаки сжал, смотрит исподлобья и сопит.

А с кухни, между прочим, уже горячим молоком потянуло на всю квартиру. Еще минута – и явится Ариец!

Пришлось подхватить с кресла один из пледов и набросить на Киллера.

– Иди-ка ты в горячий душ. И молока с медом я тебе принесу. Ну? Топай, Киллер!

Подтолкнул в спину и сам себя почувствовал натуральной наседкой. Еще б только на ручки взять и в ванну отнести.

Как Виолу. С медведем и бантиком. И с пирожком в зубах.

Киллер послушно побрел в ванную, что-то бурча с набитым ртом, а Дон подобрал с кровати сиреневого медведя и сунул в какой-то шкаф, уже почти готовый увидеть там платьице с оборочками и корзинку с котятами. Но вместо котят из шкафа вывалился совершенно нормальный мотоциклетный шлем, раскрашенный под тыкву. Фосфоресцирующий.

А что, отличное развлечение на Хеллоуин! Спереть, что ли, идею…

Этот шлем увидел вошедший Ариец, одобрительно хмыкнул и тут же спросил: