возражать. Чувства Донмэ к молодой госпоже были настолько сильны, что даже такая мелочь, как исписанный лист бумаги, была ему важна. Не имело значения, что именно там написано, главное, что это был ее почерк. Он был счастлив стать к ней немного ближе хотя бы так.

«Наш план сделать это вместе теперь изменился. Было бы прекрасно, если бы мы могли все выяснить при личной встрече…»

Смотря на листки, Донмэ еще раз по памяти прочитал вслух письмо, которое нашел в комнате Юджина. С каждой секундой его лицо становилось все злее.

«Не пытайтесь меня избегать. Пожалуйста, ответьте, как только прочтете это письмо».

Без сомнения, то был почерк Эщин. В письме она говорила о себе и Юджине. Казалось, что между ними и вправду что-то было. Неважно, что у них за план, – Донмэ терзала мысль, что у нее вообще есть какие-то общие дела с этим человеком. Руки Хотару, которая держала газету, дрожали. Ей было больно видеть Донмэ таким, ведь она не хотела нагадать ему ни злобы, ни ревности. Донмэ не мог смириться с мыслью, что у Эщин есть жених. Однако сейчас главной проблемой оказался чужак, который появился из ниоткуда.

Донмэ стиснул зубы, сжимая кулаки.

* * *

Между тем был еще один человек с раной на сердце: печальный Хисон. Он был сильно разочарован, когда Эщин не приняла его подарков и его приглашения. Хина подошла к нему и сказала:

– Один и с пустой чашкой. По крайней мере я могу наполнить ее.

– Она отказалась от цветов, цветочного паланкина и даже от моего милого лица. Я не знаю, что мне теперь делать. Прежде меня никогда не отвергали женщины.

Посмотрев в глаза Хисону, Хина увидела в них одиночество. Даже странно, что у такого общительного и с виду жизнерадостного человека на сердце лежит столь тяжкий груз.

– Зачем же вы отправляли госпоже все эти цветы? Чтобы она сама почувствовала себя цветком? Но цветы рано или поздно увядают, они вряд ли способны растопить сердце женщины. Покажите ей свою искренность. Настолько, насколько это возможно.

– Что же я должен делать? Я был искренен с ней, когда мы встретились недавно… А если я скажу ей, что она была в моем сердце с того самого дня, как я покинул Чосон? Это звучит правдоподобно? Поверит ли она мне? – спросил Хисон.

Хина слегка улыбнулась:

– Почему вы так переживаете? Вы двое уже помолвлены. После свадебного обряда госпожа Эщин станет вашей женой и никто не посмеет к ней приблизиться. Зачем идти окольными путями, если можно выбрать прямой путь.

Как и Хисон, Хина хотела, чтобы Эщин стала его женщиной. Выражение ее лица стало мягче. А Хисон неотрывно смотрел на чашку и думал о своем. Как и сказала хозяйка гостиницы, они с Эщин помолвлены, но ему все же хотелось, чтобы их брак был заключен по взаимной любви. Ему было жаль, что он так надолго оставил невесту одну, и еще он боялся, что однажды может стать похожим на отца или деда и жить в свое удовольствие, не заботясь о чувствах других.

Хисон хотел покорить сердце Эщин до их свадьбы, хотя в его семье всегда считали, что от денег больше толку, чем от сердца. Печально закусив губу, Хисон посмотрел на пустой стул напротив, где сейчас могла бы сидеть Эщин, если бы она пришла к нему на свидание.

– Я волнуюсь, что если выберу этот легкий путь, то вместе с ним оправдаю все дурные поступки моей семьи.

Кофе, который Хина налила Хисону, остывал, а его печаль становилась все глубже. Он понимал, что ему не надо было даже становиться плохим: его родословная уже говорит за него.

Хисон отпил кофе из чашки и вспомнил Юджина, который явно недолюбливал его семью. Мать также вела себя странно и велела не возвращаться домой, а когда он приходил, сильно злилась и начинала причитать. Сквозь слезы вроде бы говорила, что кто-то не должен его найти. Все это было очень подозрительно, и потому он решил расспросить слугу, работавшего в доме родителей.

Слуга рассказал, что совсем недавно в их дом приходил американский солдат и устроил переполох, а после того, как он ушел, господин Анпхён велел разыскать раба, который тридцать лет назад трудился на их семью. Очевидно, что раз Юджин смотрел на Хисона с таким презрением, значит, именно он приходил к нему домой, однако непонятно, зачем американцу разыскивать рабов.

Позже, чтобы хорошенько поразмыслить над этим, Хисон вышел на задний двор гостевого дома с пачкой сигарет. Там были развешаны только что выстиранные простыни. Дул холодный ветер, и простыни развевались.

Чьи-то шаги вывели Хисона из задумчивости, он обернулся. Оказывается, его раздумья прервал Юджин, который приехал на лошади. При виде него лицо Хисона стало жестче. Юджин спешился, и стало заметно, что ткань, обернутая вокруг его руки, пропиталась кровью.

– Похоже, вы ранены. Что случилось?

– С солдатами такое случается, – ответил Юджин, привязывая поводья лошади.

– Не вы ли тот американский солдат, ввязавшийся в перестрелку с японским солдатом?

– Я бы хотел немного отдохнуть, – устало ответил Юджин, проходя мимо.

– Да уж, вы наверняка сильно устали, слоняясь то там, то тут, – выпалил Хисон.

Юджин удивился такой резкости и обернулся:

– Сегодня я вижу ваше лицо без улыбки?

– И как? Такое вам больше нравится?

– Пока не знаю. Но теперь вы похожи на молодого господина.

Разговор был сухим и неприятным для обоих. Секундную тишину заполнил звук приближающихся к ним шагов. Это был Донмэ, который до этого момента сидел, скрытый простынями, и слушал разговор Юджина и Хисона.

– Не обращайте на меня внимания. Я всего лишь вышел подышать свежим воздухом.

– Мы случайно здесь столкнулись, но я надеюсь, вы и так это поняли, – сказал Хисон.

– Вероятно, я сглазил, говоря, что перемены всегда ведут к недопониманию, а попытка избежать чего-то ведет к кровавой бойне. Вас подстрелили? – саркастично спросил Донмэ.

Юджин нахмурился:

– Благодарю за беспокойство.

– Хоть мне и следовало бы желать вам смерти, надеюсь, вы в скором времени поправитесь. Хотя, возможно, и нет.

Юджин разозлился, но вступать в спор ему не хотелось. Атмосфера была еще более враждебной, чем обычно. Он посмотрел сначала на Донмэ, затем на Хисона.

– Видимо, сегодня все интересуются только моей персоной.

– Еще бы, ведь вам постоянно везет, в то время как я, например, даже не имею права надеяться на удачу.

И тут внезапно до Хисона дошло, о чем говорил Донмэ, и чего ему самому никогда не добиться, и в чем именно