Казнили их в Константине. В нашем представлении осуждены были действительно террористы, совершившие серьезное преступление. Если бы мы высказали противоположное мнение, на нас бы наверняка косо посмотрели бы алжирские французы. Поэтому что касается премии за риск, мы получали ее с 1957 года, когда получили прокурорское требование. На самом деле это премия была более чем оправданна. Действительно, казня политических, или так называемых политических, мы рисковали своей жизнью. Они нам платили 12 тысяч старых, 120 теперешних франков в месяц. Вообще-то премия за риск исчислялась не за месяц, а за день командировки. Это было 400 старых франков за день командировки.

Командировочные расходы выплачивались нам за год, как и монтаж и демонтаж гильотины. Что же касается премии за голову, нужно обратиться к ведомости по специальной выплате, назначенной экзекуторам уголовных приговоров: постановление господина министра, пребывающего в Алжире, 75.57 от 17 июня 1957. Премия за риск была отменена в августе 1962 года, после независимости Алжира.

Как я уже говорил, в принципе, для того чтобы хорошо провести казнь, достаточно четверых: экзекутор, два помощника, которые держат осужденного, и «фотограф». Но в 1956 было больше ста приговоренных к смерти, и Государство согласилось с тем, что нам нужен был пятый, еще один помощник. Пятый был назначен начиная с 1956, когда начались первые казни террористов.

Таким образом, нам нужен был новый помощник. Отец хотел предложить мою кандидатуру. Но Берже в свою очередь хотел предложить кандидатуру Фортена. Фортен был футболистом, другом жены Берже. И вот Берже, лицемер, говорит мне: «Ничего, я пошлю два письма с кандидатурами. Так у тебя будут те же шансы, что и у Фортена. У каждого из вас будет шанс». На самом деле он знал, что при равных шансах прокурор обязательно бы назначил меня из уважения, которое он питал к моему отцу. Прокурор хорошо знал, что именно мой отец вернул Берже обратно после его отставки в 1944. Да, не надо забывать, что лишь благодаря моему отцу Берже наследовал Рошу. Но Берже потихоньку написал прокурору только одно письмо. Он отправил ему письмо, в котором ставил под вопрос мои способности, ссылаясь на операцию, которой я подвергся в подростковом возрасте. Он написал ему: «Боюсь, что, поскольку сын господина Мейссонье перенес серьезную операцию, в ходе казни ему может стать плохо». Прокурор не мог выступить против мнения Берже. Если будет хоть малейшая неполадка при казни… Результат — назначен Фортен. Но прокурор сказал своему секретарю мадам Льерр: «Это уж со стороны Берже некрасиво!» Мадам Льерр была соседкой моего деда. Мы знали друг друга уже тридцать лет.

Поэтому она нам рассказала. Так мы узнали. Сам прокурор ничего нам не сказал. Ему было неудобно. Ему это было неприятно, потому что он любил моего отца. Но он не хотел, чтобы возникали раздоры. И все же ему не понравилось. Он уважал моего отца. Кроме того, потом, когда у отца открылся рак горла, он был прооперирован и хотел уволиться, чтобы оставить мне свое место, прокурор сказал ему: «Нет, господин Мейссонье, мне все равно. Продолжайте зарабатывать. Зачем вам увольняться?» Перед тем как я уехал на Таити, один приятель прислал мне половину жемчужной раковины, гладкой, как ноготь, размером в двадцать сантиметров. Я отнес ее господину Мушану. Да, он был очень приятным человеком.

Но этот подлый удар не принес удачи Берже. И Фортену тоже. Вот теперь приближается гекатомба! Да, 1956–1957 — год, в котором было полно исчезновений. Так вот, три месяца спустя после назначения Фортена (6 сентября 1956) Берже убился, бум! упав с четвертого этажа на лестнице. Потом следом за ним, в апреле 1957 убит Жюстен Доде. Однажды утром он открывал металлические жалюзи своего гаража, трах-тах-тах!.. очередь из пулемета. Рассечен надвое, убит! Мы так и не узнали, было ли дело в его жене, у которой был любовник, или же в ФНАО. Вероятно, это ФНАО.

В сентябре 1957, оп! Каррье разбивается на своем «мерседесе». Он не вписался в поворот. В том ли дело, что он его не видел? Фары встречной машины? Он наверняка был ослеплен, потому что он хорошо знал дорогу. Бам!.. Убит на месте, как и его теща. Его жена и дочь ранены. Фортен, бах!., меньше чем через год после его назначения от него уходит жена. В конце 1957 он увольняется. Он исчезает, бежит во Францию, пытается вернуть жену и в итоге кончает самоубийством. И все это едва ли за год. За год и четыре месяца все умерли.

Поэтому за один год произошли большие перемены. От старой бригады Берже остался только мой отец. Да, только мой отец остался в живых. Его назначили главным экзекутором. А я стал помощником, и почти сразу первым помощником. В конце 1957—начале 58 от старой бригады остались только отец и я. Нужно было создавать новую бригаду. Поэтому отец в течение года взял трех друзей, чтобы пополнить команду. Хоп! пришли трое других. Был там Лоти Эрнест, аудитор, но он испугался и уволился через три месяца. Тогда я пошел к одному соседу, с которым был знаком, Сельсу. А потом отец назначил Воссена, хозяина бара, с которым он был знаком. Так и вышло, что были назначены три друга. Сельс, Воссена и Баро. В итоге мы остались с Сельсом Жоржем (1 января 1958), Баро Анри (1 мая 1958) и Воссена Жозефом (1 мая 1958).

Баро, Сельс и Воссена практически никогда не видели гильотины. Их пришлось всему учить. Монтаж сразу стал дольше. Отец не разговаривал, поскольку был оперирован по поводу рака горла. Он объяснялся знаками. Только я объяснял новым помощникам, что они должны делать. Я был один, и мне пришлось им объяснить за короткое время все хитрости монтажа, как связывать осужденного, а главное, как их подводить и крепко держать. Я наказал им тщательно выполнять свои обязанности, а главное — не меняться, потому что я не мог каждый раз проверять за ними. Вначале они немного паниковали и у нас случилось несколько происшествий: струя крови, которая в меня попала; они слишком рано приводили осужденного, в то время как я еще только поднимал лезвие; тогда, когда они не сумели удержать осужденного, который свалился живым в корзину к обезглавленным телам… и хватит об этом. Я много раз просто помогал при казни. Я видел уже шестьдесят казней и понемногу от Берже и от отца узнавал обо всех сложностях, которые могут возникнуть в ходе казни. Их же можно было пожалеть: в первый раз присутствовать на казни и сразу участвовать в ней в качестве помощника, это нелегко, для них это должно было быть тяжело. Поэтому в самом начале они немного паниковали. Но после десятка казней они адаптировались. В ту пору было много казней. Поскольку мы казнили почти каждые два или три дня, они быстро привыкли. Хорошо ли, худо ли, они в конце концов адаптировались и приобрели знания, которых им в начале недоставало. В конце концов человек ко всему привыкает.

Во время «событий», когда мы ездили в Константин, мы садились на самолет из Алжира в Телергму, аэропорт Константина. Потом, чтобы доехать до Константина, надо было проехать еще километров пятьдесят. Это горная дорога. Нам с гильотиной приходилось садиться на военный грузовик. Он сорок километров ехал в окружении двух бронетранспортеров по этой извилистой дороге, проходившей по двум ущельям… Настоящее разбойничье место! С 19 июня 1956 по 26 апреля 1957 алжирская гильотина перевозилась из Телергмы в Константин на военном грузовике.