— Иваркин, перед этим… Ну перед тем как всё случилось… Он к матери Вареникова ездил. Это точно. Возможно мог какие-то бумаги касательно этого всего там оставить? Все таки её сына вопрос касался.

— Вы уверены?

— Насчет поездки — да. Абсолютно.

— Что-ж — это зацепка. Спасибо. Где вас найти если еще вопросы будут?

— В училище. Сегодня строевой смотр и распределение выпускников.

— Хорошо. Спасибо за помощь. Не смею задерживать.

— Один вопрос…

— Да.

— Я правильно понял, что раз он выполнял приказ…

— За исполнение приказа у нас не наказывают.

— Хорошо, — Рузов медленно кивнул, — Тогда, надеюсь, вы во всем разберетесь.

— Обязательно. В этом можете не сомневаться.

Выйдя из штаба Коваль и Гриша почти одновременно закурили. Увидевший это дневальный некоторое время соображал, как обратиться к сухопутному аналогу кап-три, потом просто молча указал в сторону «курилки». Сев в беседке, посреди которой торчала вкопанная в песок гильза от снаряда, Майор кивнул напарнику.

— Ну? Что скажешь?

— А что тут сказать? Если Иваркин мог подозревать насчет Фролова, то мог и важные документы от него припрятать. В необычное место. Но вот отдавать их Варенихе… Это вряд ли.

— Почему ты так решил?

— Ну сами посудите — если бы были у неё на руках записи, которые её сына оправдывают, стала бы она столько лет их скрывать? Тем более зачем такие сложности?

— И правда… Тогда где они?

— Мое мнение товарищ майор — спер кто-то. Сами посудите — целый адмирал признается, что отдал приказ потопить мирное судно. Значит основания были серьезные. Тогда что врагам делать надо?

— Что?

— Доказательства скрыть, а из остальных записей странички подергать, так чтобы себе на пользу это развернуть. Это уж не говоря о том, что за дневник Иваркина любая иностранная агентура денег отвалит два чемодана, учитывая какими операциями тот командовал.

— Но Фролов и его люди эти бумаги не брали. Значит..?

— Значит мог взять кто-то из штабных: суматоха из-за этого была знатная — могли и не уследить.

— Ну в любом случае других зацепок пока нет. Будем эту отрабатывать, а там посмотрим. Поехали.

— Ну раз хотите — поедем. Только сразу предупреждаю: Варениха — баба своеобразная.

* * *

Доходный дом Клавдии Семеновны Варениковой представлял из себя небольшой двухэтажный особнячок, перестроенный из бывшего подсобного здания. На первом этаже располагались две двухкомнатные квартиры с отдельными входами, одну из которых занимала сама владелица, а другую снимало на постоянной основе Ум-Кыыдымское животноводческое товарищество для оправляемых на отдых по путевке передовиков.

Второй этаж был поделен на шесть комнат с общим санузлом, где любили останавливаться командированные. Для них, и для остальных желающих, во флигеле находилась столовая с домашними обедами, о чем извещала табличка на заборе. Пройдя через калитку во двор Коваль притормозил и кивнул в сторону прикрытого кустами акации уголка. Там располагался покосившийся от времени турник к которому была прислонена тяжеленная потрескавшаяся боксерская груша. Ими давно никто не пользовался, но хозяйка не торопилась убирать этот инвентарь. Понимающе кивнув, Майор вошел во флигель и огляделся.

— Хозяйка дома?

— Та дома, я дома! Шо вы с порогу орать-то сразу!

Из дверей показалась низенькая дородная женщина в ситцевом халате и недомытой тарелкой в руке.

— Вы бы еще часом позже пожаловали! Нету уже ниче! А обед еще не ставила! Разве только рыба осталась…

— Мы к вам по другому вопросу. Майор Коваль — военная разведка. По поводу вашего сына.

Гриша быстро шагнул вперед одной рукой подхватив падающую тарелку, а второй подсунув под начавшую оседать женщину стул.

— Вы в порядке?

— А шо? У меня повод шобы быть в порядке?! Давайте — говорите. Лучше уж так чем неведение.

— Успокойтесь — с Вадимом все в порядке. Обнаружился недавно живой и здоровый. Более того — в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, похоже, с него могут быть сняты обвинения.

— А я всегда знала… — обмахиваясь рукой Клавдия Семеновна поднялась — А вам пятнадцать лет понадобилось, харпидоны, чтобы понять — не мог он!

— Не торопитесь — не все так просто. Мы предполагаем, что он исполнял приказ адмирала Иваркина. Подробности нам неизвестны.

— Ну так выясняйте! Я шо ли за вас этим заниматься буду?

— Так мы, гражданочка, этим и занимаемся, — примирительно улыбнулся Гриша, — Адмирал Рузов вспомнил, что незадолго до смерти Иваркин ездил к вам. Он, случайно, не передавал вам никаких бумаг?

— Каких еще бумаг?

— Любых. Записи, дневники, документы. Вспомните как следует — это может стать свидетельством невиновности вашего сына.

— Так я помню! Приезжал он. Ходил вокруг. Внутрь так и не зашел — совесть, видать, не позволила мне в глаза смотреть! Понятное дело — после такого как смотреть-то!

— Вы уверены?

— Да шо я по-твоему? Совсем плохая? Конечно уверена!

Гриша вздохнул и перевел взгляд с подбоченившейся Клавдии Семеновны на Коваля. Тот развел руками: «Накрылась зацепка», потом, присев, снял фуражку и начал барабанить пальцами по столу.

— Это шо с ним?

— Размышляет! Варианты ищет. Если бумаги не у вас — значит украли. Вопрос — кто?

— Да… Вопрос… — согласился Майор, потом внезапно вскинулся, — Скажите… А к вам никто не приходил? Не задавал вопросы о сыне, Иваркине, «Фелиции»?

— Да кто только не приходил! Когда это все стряслось, тут все бегали как в муравейнике разтурушеном! По семь раз на дню приходили!

Во Флигель заглянул аккуратно одетый седеющий человек и удивленно покрутил головой.

— Клава — все в порядке?

— Ой, да кода тут шо было в порядке, Сеня! Вадик жив оказывается! Только шоб его домой вернуть, бумаги какие-то найти надо, а они их прохлопали!

— Ну ладно тебе так — жив, это уже хорошо. А то ты уж и не знала, что и думать.

— Вы, как я понял, Авсен Турухаев? — поинтересовался Гриша, — Гражданский муж?

— Да. Он самый. Вы из милиции?

— Госбезопасность. У нас к вам тоже будет вопрос.

— Ко мне? Ну — это неожиданно, конечно, но ладно… Что за вопрос?

— Вы знаете что-то о людях, которые могли интересоваться адмиралом Иваркиным? Или капитаном Варениковым? Или какими-то связанными с ними делами, записями?

— Сейчас подумаю… Тут вообще много кто этим интересовался — дело такое…

Внезапно Авсен замер, что-то напряженно вспоминая. Настолько напряженно, что пуговица с лацкана, которую он в задумчивости крутил, осталась у него в руках.

— Вы кого-то вспомнили? Кого?

— Ну, я не уверен, что это важно…

— Это уже нам судить.

— Бабкин Аркадий… Журналист… Комнату снимал на втором этаже…

— Да шо ты опять, Сеня! — Клавдия Семеновна возмущено всплеснула руками, — Ну шо ты