Суеверие пасхальцев — наследие далекого прошлого; из поколения в поколение передавалась вера в вездесущих злых духов. На острове есть моста, куда некоторые здешние жители вообще не решаются заходить, особенно ночью. Бургомистр и Лазарь озабоченно рассказывали мне, какой это бич для острова.

Подобно многим другим до меня я допустил серьезный промах, не учтя всех этих обстоятельств. Никакие доводы разума не могли погасить пламени суеверия — что бы я ни говорил, все было как о стену горох. Лесной пожар водой не затушишь, тут нужен встречный пал. Пламя — худший враг пламени, когда оно подчинено вашей воле. И, основательно поразмыслив, я пришел к выводу, что надо попробовать обратить суеверие против суеверия. Если они верят, что я общаюсь с предками, передам им от имени тех же предков, что отныне старые табу и проклятия отменяются. Я проворочался с боку на бок целую ночь, обдумывая свой план. Ивон, хоть и назвала его безумным, поддержала меня.

На следующий день у меня состоялась на каменистом склоне долгая беседа с бургомистром и Лазарем. Чего только я не услышал, пока морочил им голову. Сперва я, ничуть не греша против метины, рассказал, что отлично знаю секрет табу и что мне первому довелось плыть на пироге по Ваи По, подземному озеру в заколдованной пещере на Фату-Хиве. Рассказал, как я на том те острове пробрался в склеп завороженной пае-пае — и хоть бы что. Бургомистр и Лазарь слушали, вытаращив глаза. Они и не подозревали, что на других островах тоже существуют табу. Того, что я знал про эту древнюю систему запретов, вполне хватило, чтобы потрясти их, особенно когда я принялся пересказывать слышанные на Фату-Хиве истории о всяких бедах и ужасающих несчастьях, поражавших тех, кто нарушал табу предков.

Бургомистр побледнел. Поеживаясь и смущенно улыбаясь, он признался, что его мороз по коже дерет, когда он слышит про такие вещи. Ведь точно такие случаи происходят на острове Пасхи. И я услышал примеры: как целую семью поразила проказа, как акула отхватила руку человеку, как сильнейшее наводнение унесло камышовую хижину вместе со всеми ее обитателями, как аку-аку доводили до помешательства многих островитян, щипая их по ночам, — и все за попытки нарушить табу родовых пещер.

— А с тобой что случилось? — спросил Лазарь с садистским любопытством.

— Да ничего, — сказал я. Кажется, мой ответ его разочаровал.

— Это потому, что у тебя есть мана, — заявил он. (Так пасхальцы называют магическое свойство, наделяющее человека волшебной силой.)

— У сеньора Кон-Тики есть не только мана, — сказал Лазарю бургомистр: дескать, я-то все вижу. — У него есть аку-аку, который приносит ему удачу. Я ухватился за эту соломинку. — Поэтому я могу войти в запретную пещеру, и мне ничего не будет.

— Тебе-то ничего не будет, зато будет нам, если мы покажем тебе пещеру. — Лазарь показал на себя и кивнул с многозначительной кривой усмешкой.

— Со мной и вам бояться нечего, мой аку-аку не даст вас в обиду, — попытался я успокоить его.

Но этот довод не произвел впечатления на Лазаря. Родовой аку-аку покарает его, и мой аку-аку, как бы надежно он меня ни защищал, тут не поможет. А один я ни за что на свете не найду входа, даже если буду стоять так же близко от него, как мы сейчас друг от друга.

— Лазарь происходит из очень знатного рода, — похвастался за своего друга бургомистр. — У них много пещер. Они богатые. Лазарь гордо сплюнул.

— Но у меня тоже есть мана, — кичливо продолжал бургомистр. — Это мой аку-аку помогает нам поднимать статую. В моей пещере в маленькой аху на берегу залива Лаперуза находятся три аку-аку. Один — в виде птицы.

Итак, нам удалось установить, что мы все трое — важные персоны. Бургомистр и Лазарь старались перещеголять друг друга в знании дурных и хороших примет, и тут вдруг выяснилось, что в этот день я, сам того не ведая, выдержал серьезное испытание. Бургомистр рассказал, что утром смотрел, как я вязал узел на палаточной растяжке, и лишний раз убедился в моей осведомленности — небось, я завязывал справа налево, а не наоборот!

Опираясь на такой плацдарм, я решил идти на штурм. Объявил, что мне известно, почему на родовые пещеры наложено табу — исключительно для того, чтобы сохранить изделия предков. Беды бояться надо только, если скульптуры достанутся туристам и матросам, которые в этом не понимают и могут даже со временем их забросить. Если же скульптуры попадут к ученым, которые доставят их в музей, это на счастье. Музей все равно что церковь, люди осторожно ходят и смотрят, и скульптуры будут там стоять за стеклом, их никто не разобьет и не выбросит. И злые духи покинут остров вместе с ними, так что больше некого будет бояться.

Мне показалось, что мои слова произвели особенно сильное впечатление на Лазаря. И я не ошибся: в ту же ночь снова кто-то поскребся в стенку палатки и чей-то голос тихонько позвал Кон-Тики. На этот раз пришел не Эстеван, а Лазарь. В мешке, который он мне сунул, лежало старинное изделие, плоская каменная голова — своеобразное лицо, длинные жидкие усы. В ямках на камне была паутина, сразу видно, что его не мыли и не чистили песком. Лазарь кое-что рассказал о самой пещере: я узнал, что в ней множество скульптур, в числе которых каменная чаша с изображением трех голов, удивительные люди и животные, модели судов, что расположена пещера около Ханга-о-Тео и первоначально принадлежала прадеду, теперь же перешла по наследству к Лазарю и его трем сестрам. Когда Лазарь доставал каменную голову, никакой беды не случилось, и теперь он решил поговорить с двумя старшими сестрами, чтобы они позволили ему принести мне еще что-нибудь. С младшей говорить не обязательно, ей всего двадцать лет, она в этих делах не смыслит.

Сразу было видно, что Лазарь, побывав в пещере, чувствует себя героем.

Он продолжал рассказывать: всего его роду принадлежат четыре подземных тайника. Тайник с ронго-ронго, в который ходил Альберте, находится где-то по соседству с пещерой, где сейчас побывал Лазарь, но вход известен одному Альберте, Еще одна пещера — в скалах около Винапу: ее Лазарь знает, и туда он собирается сходить в следующий раз. Четвертый тайник — на склоне Рано Рараку, той самой горы, где высекали статуи. В этой пещере три отделения, она принадлежит трем родам. Там столько чужих скелетов, что он туда никогда не посмеет войти, да он и входа не знает.

Я спросил его, но бывает ли краж, коль скоро три рода знают ход в пещеру. Нет, сказал он, этого бояться нечего: каждому роду принадлежит свой уголок, и он охраняется родовым аку-аку.

Лазарь получил для обеих старших сестер материал на платье и другие подарки и скрылся во мраке.

А бургомистр на следующий день продолжал как ни в чем не бывало командовать «длинноухими», которые висели на тяжелых бревнах. Стоит на аху, отбивает такт взмахом руки, и по его лицу ничего не угадаешь. Чем он похвастался вчера? Тем, что ему помогает в этой работе аку-аку да еще тройка добрых духов, обитающих в стене в соседней долине. И только. Но я, глядя, как он, спокойно и трезво, словно опытный инженер, распоряжается подъемом статуи, говорил себе, что было бы странно, если бы предводитель «длинноухих» не имел ни одной пещеры, когда у рода Лазаря их целых четыре! Просто, чтобы он заговорил, нужно средство посильнее.