Как-то вечером мы с Ивон снова навестили бургомистра с его «длинноухими» в пещере Хоту Матуа. Удобно лежа на подстилках, они уписывали ломти хлеба с маслом и джемом, а у входа в большом чайнике кипела вода для кофе.

— Дома мы едим только батат и рыбу. — Бургомистр с довольным видом погладил себя по животу.

Зажгли светильник в жестяной банке, и разговор опять зашел о старине, о том, как король Туу-ко-иху обнаружил два спящих привидения подле красной горы, где добывался камень для «париков». Оба привидения были длинноухие, с бородой и большим горбатым носом и до того тощие, что ребра торчали. Король тихо-тихо отступил, вернулся домой и поспешил вырезать их облик из дерева, пока не забыл. Так впервые появились деревянные фигурки моаи кава-кава, человека-призрака, которые с тех пор в точности повторяются пасхальскими резчиками.

Поужинав, «длинноухие» вытащили заготовки и принялись вырезывать свои моаи кава-кава. По неровным стенам пещеры метались беспокойные тени, а старики рассказывали страшные истории о призраках-людоедах, которые являлись по ночам и требовали кишок. Или про женщину-призрака, которая, лежа в море, длинной-предлинной рукой стаскивала людей с утесов, а другие призраки толкали одиноких странников со скал прямо в волны. У Лазаря, помощника бургомистра, коварное привидение сбросило в море бабушку. Но были и дружелюбные привидения, они помогали некоторым людям. Большинство призраков хорошо относились к какому-то одному роду, а всем остальным чинили вред.

Страшные истории следовали одна за другой, и кончилось тем, что «длинноухие» наперебой принялись описывать загадочный случай, приключившийся с ними самими не далее как сегодня!

— И ведь ты тоже там был, — заявил кто-то. — Смотрел, как все происходило, и даже виду не подал.

Они отлично знали, что перемещать статуи по острову предкам помогала нечистая сила. Но устанавливать идолов на постаменты приходилось самим с помощью ваг и камней; правда, и тут не обходилось без участия волшебников. А сегодня на глазах у всех случилось такое, чего они прежде не видели: незримый аку-аку помог поднять истукана. Это песня принесла удачу.

Взяв деревянную фигуру и две палочки, «длинноухие» показали нам, как они раскачивали истукана с одного бока, и вдруг голова великана поднялась на несколько дюймов, хотя ее никто не трогал!

— Это поразительно, — приговаривал человек в нише. — Просто поразительно…

Тур-младший в эти дни помогал Эду наносить на карту развалины Оронго на вершине Рано Као.

Эд и Билл нашли приют в коттедже губернатора у подножия горы, и, так как до нашего лагеря было очень далеко, гостеприимная хозяйка дома предложила Туру тоже поселиться здесь. Но Тура обуяла юношеская страсть к романтике и приключениям, и он решил обосноваться в разрушенном селении птицечеловеков на горе. Из древних каменных хижин многие еще вполне годились для жилья. Конечно, в них низкие потолки и постель жесткая, зато он будет надежно укрыт от любой непогоды, а вид сверху такой, что ни словом сказать, ни пером описать. Стоя там, Тур видел у своих ног всю деревню Хангароа и большую часть острова; на западе и на востоке до самого небосвода простирался Тихий океан.

Врытые в землю хижины птицечеловеков располагались рядом с замечательными барельефами у острого, как нож, гребня кратера.

В двух-трех шагах от порога гора обрывалась на триста метров отвесно вниз до самого моря с птичьими островками; несколько шагов в другую сторону — ивы на краю второго столь же крутого обрыва. Отсюда начинался огромный кратер потухшего вулкана Рано Као, исполинская чаша полутора километров в поперечнике. Дно кратера выстилал пятнистый зеленый ковер — вероломная трясина с рябью блестящих окошек чистой воды.

Когда Тур, взяв спальный мешок и продукты, отправился на вершину, пасхальцы не на шутку испугались. Его уговаривали, умоляли на ночь возвращаться вниз. Эда просили, чтобы он запретил мальчику ночевать наверху. Дали знать даже мне в Анакену, что нельзя Туру-младшему оставаться на ночь одному в развалинах Оронго, его там заберет аку-аку. Но никакие предупреждения не помогли. Для юношеского воображения каменные хижины Оронго были увлекательнее самого роскошного дворца.

Кончился рабочий день, бригада спустилась вниз, а Тур остался на гребне. Бригадир-пасхалец так сильно беспокоился, что послал на гору трех добровольцев, чтобы они составили компанию парню. И когда солнце зашло и над темными кручами зарокотал ветер, Тур немного испугался: среди развалин появились три тени… Оказалось, это девушки, посланные бригадиром, причем они дико трусили, одна из них от страха буквально помешалась. Гулкое эхо в черном кратере она приняла за голос аку-аку, увидела отражение звездочки на болоте — опять аку-аку! Всюду девушкам чудились духи, и они еле дождались дня, чтобы спуститься с горы в степь. А потом Тур ночевал в Оронго один и по утрам любовался восходом, когда остальные еще только поднимались по склону. Пасхальцы считали его героем, задаривали дынями, ананасами и жареными цыплятами. И хотя им никак не удавалось уговорить заставить мальчика спуститься в степь, волноваться за него они перестали: Кон-Тики-ити-ити может один жить в Оронго, его охраняет волшебная сила.

Четыре месяца провел Тур на гребне, и никакие аку-аку его не тронули.

Но таинственные происшествия этим отнюдь не были исчерпаны. В те самые дни, когда я начал выпытывать у Эстевана тайны родовых пещер, меня крепко озадачил Лазарь — правая рука бургомистра и, как утверждали они оба, одно из важнейших лиц на острове. Лазарь входил в число трех выборных представителей местной власти, и бургомистр говорил мне, что он очень богатый человек. В жилах Лазаря текла кровь и длинноухих, и короткоухих с примесью, к которой были причастны европейские гости.

Он был изумительно сложен, но лицо его могло бы послужить Дарвину лишним подтверждением эволюционной теории. Если когда-то в будущем археологи откопают череп Лазаря, они, пожалуй, заподозрят, что остров Пасхи был колыбелью человечества. Впрочем, несмотря на низкий скошенный лоб с крутыми надбровными дугами, выдающиеся вперед челюсти с маленьким подбородком и жемчугом зубов под полными губами, мясистый нос и чуткие глаза дикого зверя, Лазарь вовсе не походил на тупоумную обезьяну. Он был на редкость сообразителен и смышлен и к тому же щедро наделен чувством юмора. Но сверх того он был еще и суеверен.

В тот день Эд сообщил мне, что нашел неизвестные фрески на потолочной плите в развалинах Оронго. Почти одновременно Арне откопал у подножия Рано Рараку новую скульптуру своеобразного типа. И когда под вечер «длинноухие», закончив работу, удалились в пещеру Хоту Матуа, Лазарь с таинственным видом отвел меня в сторону.

— Теперь тебе только ронго-ронго недостает, — сказал он, украдкой поглядывая на мое лицо: как я буду реагировать.

Я сразу понял, что этот разговор затеян неспроста, и изобразил безразличие.

— Их больше нет на острове, — коротко ответил я.

— Нет, есть, — осторожно возразил Лазарь.

— Если есть, так совсем гнилые, только тронешь — рассыплются.