– Я сам так думал.

Хейзел бережно помогла Джеку сесть. Он потер ушибленный затылок.

– Просто мне показалось, что это все равно как, ну, знаешь, сидеть.

– Нет, это все-таки чуть другое, – заметила она. – Мне так жаль. Джек, мне правда очень жаль.

– Не, это не твоя вина. – В этот момент Бетельгейзе подошел к Джеку и Хейзел, сидящим у бревна. Конь довольно раздувал ноздри. – Это его вина.

– Ты ничего не сломал? Кости целы? Джек, голова кружится?

Джек поморгал, разгоняя туман перед глазами, и увидел лицо Хейзел, подчеркнутое тенями, всего в паре дюймов от своего. Она была так близко, что Джек чувствовал ее дыхание на лбу, пока она ощупывала его голову, выясняя, нет ли ушибов. Но ранена была лишь его гордость. Да, утром появятся синяки, но в этом не было ничего необычного для мальчишки, с одиннадцати лет живущего на улице.

– Я в порядке, правда, – заверил он. – Тебе стоит беспокоиться лишь об этом чудовище. Он – маньяк. Клянусь тебе.

В итоге они поехали на кладбище на одной лошади, и Джек сидел позади Хейзел на спине мисс Розалинды, обхватив девушку руками за узкую талию. Хейзел привязала поводья Бетельгейзе к седлу мисс Розалинды, и тот послушно трусил за ними, пока они ехали по темной лесной дороге, вьющейся мимо акров пашни с одной стороны и берега реки с другой. Джек одарил Бетельгейзе злобным взглядом. Конь его проигнорировал.

Не считая отвратительного поцелуя Бернарда, Хейзел еще никогда не была так близко к парню. С Бернардом они чаще всего встречались за чаем и сидели друг напротив друга на парчовых диванах, в то время как слуги носились туда-сюда с чаем и печеньем; или иногда на балах, где они танцевали, расставив локти и жестко держа дистанцию, словно фигурки в механических часах. А сейчас все было так близко и непривычно. Хейзел спиной чувствовала тепло тела Джека.

Под легкое покачивание в седле, обняв руками талию Хейзел, Джек не мог не признать, что прижиматься к ней, вдыхая аромат волос с едва заметными нотками пота, очень приятно.

– Это?.. – спросила Хейзел не оборачиваясь, с дрожью в голосе.

– О. О! – Джек вытащил один из своих мастерков, упиравшийся ручкой в спину Хейзел. Он покраснел, выругался про себя, и остаток пути они проделали в молчании.

Церковь Святой Двинвен показалась на горизонте словно дымка – маленькое здание цвета железа с тонким, изогнутым шпилем.

– Здесь нам придется оставить лошадей, – прошептал Джек. – И остальной путь проделать пешком.

Хейзел кивнула. Затем грациозно соскользнула со спины лошади и великодушно протянула руку Джеку, который, даже опершись на нее, все равно приземлился с топотом. Их окружал лес, под ногами стелился влажный мох пополам с грязью. Хейзел привязала лошадей к ближайшей ветке, а Джек в это время забрал инвентарь из тележки: две лопаты, простыню из мешковины и длинную веревку.

– Предупреждаю, это занятие не из приятных.

– Не беспокойся. Я здесь не ради удовольствия.

Джек разглядел в темноте ее хитрую улыбку.

Они направились к кладбищу, где, словно молчаливые часовые, стояли на страже склепы и усыпальницы. Когда они добрались до шипастой кладбищенской ограды, Джек тут же по привычке перемахнул через нее. Хейзел замерла на другой стороне.

– Это легче, чем кажется, – прошептал Джек и оглянулся на маленький коттедж приходского священника с горящей в окне одинокой свечой, чтобы убедиться, что никто сюда не идет. – Если ты умеешь взбираться на того чудовищного коня, гарантирую, этот забор ты перепрыгнешь только так.

Хейзел медлила, и на мгновение Джеку показалось, что привести ее сюда было ошибкой, что из-за нее их поймают, – но тут она сделала это. Она перепрыгнула ограду, не задев шипы даже краем брюк.

– Ну и где могила? – спросила она, переводя дыхание.

Теперь усмехнулся Джек. Он качнул головой и двинулся в юго-восточную часть кладбища, где несколько дней назад видел похоронную церемонию. К сожалению, в темноте, с путающимися наполовину от страха, наполовину от запаха волос Хейзел мыслями, искать могилу пришлось дольше, чем рассчитывал Джек.

– Клянусь, она где-то здесь, – шептал Джек.

Чем дольше они здесь находятся, тем больше рискуют. Чтобы стать хорошим воскрешателем, нужно успевать все делать так, чтобы плакальщик в ярде от тебя даже не успел заметить, что ты здесь.

Хейзел медленно двигалась вперед, пытаясь разглядеть имена, высеченные на надгробиях. Она останавливалась перед каждым, и ее губы шевелились, когда она читала имена.

– Столько детей, – тихо сказала девушка.

И столько смертей в 1815 году, когда лихорадка беспощадно выкашивала Эдинбург, не разбирая, убивала богатых и бедных, господ и их слуг. Часто болезнь затягивалась, продляя страдания жертв, брошенных собственными семьями из страха заразиться. Бедные люди оставались совсем одни в запертых домах, воя и скребясь в окна, умоляя прохожих зайти и поддержать их в предсмертные часы. Она поражала и детей, и юных девушек, и парней. В этом была ее особая жестокость: часто она забирала тех, кто только начинал жить.

– Здесь, – прошептал Джек. Он стоял перед неровным холмиком влажной, недавно вскопанной земли, с воткнутым сверху деревянным крестом.

Хейзел подошла к нему и взяла одну лопату.

– Значит, начинаем копать, – сказала она.

– Начинаем копать.

Добрую половину часа они трудились в молчании. Каждые несколько минут Джек поднимал голову, чтобы убедиться, что на кладбище все еще тихо, но Хейзел, к его удивлению, оказалась неожиданно прилежным работником. Она почти не поднимала головы, работая методично и задавая гипнотизирующий ритм: скрежет лопаты по поверхности, а затем мягкий шорох выкинутой земли. Шкряб. Шурх. Шкряб. Шурх. Шкряб. Шурх.

А затем к ритму добавился новый звук – отдаленный, из леса. Шуршание листьев. А может, скрежет когтей мелкого зверька по дереву. Хейзел не заметила, продолжая махать лопатой с той же скоростью, а вот Джек поднял голову. Под деревьями царила тьма, в которой ничего было не различить. Это просто лошади, сказал он себе. Наверняка лошади. Он в этом деле не новичок, чтобы шарахаться от каждой тени.

Но тут его отвлек более важный звук: стук металла по дереву, раздавшийся, когда лопата Хейзел ткнулась в деревянную крышку гроба.

– Отлично, – сказал Джек, – сейчас я ее сломаю.

Хейзел кивнула и прикрыла глаза от возможных щепок, когда Джек поднял лопату и уверенным ударом пробил крышку. Ее треск походил на пистолетный выстрел. Джек перекинул лопату через край выкопанной ими ямы, а затем и сам, подтянувшись на руках, вылез на траву.

– Кинь мне обломок крышки. Я спущу тебе веревку. Обвяжи его ноги, а я его вытащу.

Хейзел молча кивнула. Отломав кусок от пробитой крышки, она подала его наверх, а затем оценила открывшийся вид: пара ног в изношенных коричневых башмаках, стертых до дыр, вкупе с мерзким запахом разложения и смерти. Между пальцами трупа показалась личинка, и Хейзел уткнулась в рукав, давясь тошнотой.