Наконец звуки шагов полностью стихли.

Теперь тишину нарушали лишь трели какой-то ночной птицы и свист ветра среди надгробий. Несмотря на это, Джек и Хейзел не двигались, прижавшись друг к другу в сырой яме на крышке гроба.

Тонкий серп луны появился в небе, острый как скальпель, и в его свете Хейзел изучала лицо Джека: веснушки, усыпавшие нос, странные, как у коршуна, глаза, тонкую линию губ и ресницы длиннее и темнее, чем у нее, загибавшиеся почти до постоянно нахмуренных бровей.

Джек, почувствовав ее взгляд, обернулся.

– Интересно, если…

Хейзел потянулась вперед и поцеловала его. Она не предвкушала этот момент, даже не представляла, как все будет, но стоило ему, повернувшись, оказаться в паре дюймов от нее, ее потянуло к нему как магнитом. Непреодолимое влечение, и ее холодные губы ищут его теплые. Джек потрясенно распахнул глаза, но затем, проглотив остаток фразы, ответил на поцелуй, страстно и нетерпеливо.

Обняв Хейзел, Джек целовал ее так, словно она была его единственным источником воздуха. Его руки зарывались в ее волосы, скользили по шее, гладили скулы. Кончиками пальцев он обвел бархатистые мочки ее идеальных ушек. Ни один из них даже не представлял, что все будет так, как и должно быть, – естественно. Словно, только найдя губы друг друга, они обрели себя, словно самой судьбой этот момент был подарен им, напуганным и замерзшим в наполовину раскопанной могиле, чтобы они сблизились.

Когда Хейзел оторвалась от Джека, ее лицо пылало.

– Прошу прощения, – сказала она.

– Не нужно, – прервал Джек. Хейзел тесно прижалась к Джеку, чувствуя себя удивительно уютно. Джек обвил ее рукой, и они подняли лица к луне, слушая звуки ночи.

Они проснулись и обнаружили, что небо над их головами посерело, а сверху на них смотрит священник. Джек вскочил на ноги и выпрыгнул из ямы, которая при свете дня оказалась еще меньше. Подсохшая земля осыпалась с ее стенок, пока они спали. Джек протянул руку Хейзел, помогая ей выбраться на траву.

– Доброго утречка, святой отец! – жизнерадостно провозгласил Джек. – Чудесная погодка. Слегка туманно, но, как по мне, это не повод для жалоб.

– Я все могу объяснить, – вмешалась Хейзел.

Глаза священника выпучились от ужаса. Он посмотрел на изуродованный труп, лежащий на земле без одежды, а затем на Хейзел и Джека, снова на тело и опять на них.

– Изыди, нечистый дух! – заверещал он. – Изыди, умертвие, из мира живых! – Он с трудом преклонил свои старческие колени и зачерпнул пригоршню земли. А затем швырнул ее в Хейзел и Джека. – Прочь! Прочь! Это освещенная земля! Скройся!

Хейзел вскинула руки, прикрывая глаза.

– Сэр… святой отец, все это огромное недоразумение…

Но Джек перебил ее:

– Да! Мы – восставшие из мертвых! И мы, – тут он дернул Хейзел за руку, – скроемся сию минуту. Аргхххх! – Он вскинул руки к небу. – Твоя святость обжигает нас огнем!

А затем зашипел змеей.

И не став дожидаться реакции священника, оба развернулись и кинулись к лесу. К счастью, мисс Розалинда все еще ждала их, капризничая и требуя еды, но все-таки довольная, что хозяйка вернулась, и была готова отвезти их назад в Хоторнден.

Неизвестный, точнее, трое неизвестных шатались по кладбищу прошлой ночью, некто похищал воскрешателей, и что-то ужасное случилось с глазами того покойника, – но Хейзел не могла думать об этом сейчас. Мысли бурлили в голове и растворялись в усталости, словно сливки в слабом чае. В настоящий момент ее сил хватало лишь на то, чтобы держать спину и не уснуть прямо на мисс Розалинде, пока Джек Каррер держится за нее, и не замечтаться о кровати с нагретыми грелкой простынями, о только что испеченном кухаркой рыбном пироге и о том, как губы Джека касались ее собственных.

Она поцеловала Джека Каррера в могиле, и он поцеловал ее в ответ, и, несмотря на то, что им довелось пережить прошлой ночью, именно в этот момент ее сердце стучало сильнее всего.

Когда Хейзел добралась до главного здания замка Хоторнден, как можно тише открыв скрипучую дверь, сразу увидела Чарльза, спящего на обтянутом бархатом диване в холле, у двери в библиотеку. Йона прикорнула рядом, опустив голову ему на плечо. Хейзел медленно прикрыла дверь и сняла сапоги, чтобы проскользнуть в спальню, не тревожа их.

Не получив нового тела для изучения, Хейзел все свое время и внимание посвятила зарисовке и изучению органов того тела, которое они с Джеком успешно добыли. Она взяла образцы из каждого фурункула и погрузила их в разные вещества: в спирт, в травяные отвары, в соль и даже – по наитию – в порошок из корня бородавочника.

Но одного тела было недостаточно, если она хотела сдать Королевский врачебный экзамен. Хейзел заказала экземпляры самых новых книг по физиологии из Парижа, Филадельфии и Рима и теперь проводила за их изучением все свободное время. Она читала и перечитывала то издание «Трактата доктора Бичема», что дал ей Бичем, пока страницы не засалились от ее пальцев. Она запоминала записи на полях, в основном короткие, незначительные комментарии. (Малая венозная система, написанное рядом с изображением желчного пузыря; Ртутный эликсир? – на странице о лечении простуды.)

Но все же Хейзел замечала, что ей все труднее и труднее сосредоточиться. Казалось, стоит моргнуть, и перед глазами всплывает воспоминание об ужасающе пустых глазницах и прошитых черной нитью пергаментно-тонких веках. Чтобы отогнать кошмары, в предрассветные часы Хейзел читала. Когда она переставала думать об изуродованном трупе, в голове начинали тесниться мысли о губах Джека и о том, как трепетало ее сердце, когда они прижимались к ее собственным. И ни одно, ни другое никак не помогало ей готовиться к экзамену. Она не могла позволить себе думать об этом, по крайней мере не сейчас.

Поэтому Хейзел даже на прогулку ходила с книгой и читала в кровати допоздна, пока не прогорали свечи в канделябре. Не один раз приходилось Йоне во время завтрака заменять книгу в руке Хейзел на кусочек тоста, чтобы та хоть что-то ела. И та же Йона настояла на том, чтобы Хейзел отправилась на прогулку в Сады Принцесс-стрит в, вероятно, последний более или менее погожий день в этом году, когда обессиленное солнце дарило последние капли тепла с пасмурного серого неба.

– Давайте же, мисс, – сказала она, уже доставая ботинки Хейзел. – Вы не можете просидеть взаперти всю зиму. Можете взять свои книжки с собой на прогулку! Ну же, разве выйдет не здорово?

– Йона, мои книги тяжелые. Они весят тонну. Вряд ли я смогу дотащить их до какого-нибудь приятного местечка на траве – думаю, даже лошади не увезут туда меня со всеми моими книгами.