В лавчонке с самым разным товаром, где помещалась также и почта, ставни в самом деле оказались закрыты, так что Сьюки отдала письмо миссис Дигвид с двумя пенсами, чтобы отправить его из Лондона.

— Конечно, сегодня все закрыто, как я и говорил, — указал я.

— Все, кроме погоста, — заметил Джоуи, потому что мы как раз проходили мимо кладбища.

— Не говори глупостей, кладбища не закрываются никогда.

Во взгляде, который он на меня бросил, сквозило унизительное сознание превосходства.

— В Лондоне закрываются. Разве только там есть морг.

— Помолчи насчет Лондона, — крикнул я и толкнул его, решив не спрашивать, что означает незнакомое слово.

Он толкнул меня в ответ еще сильнее, и я схватил его за руку, но он сумел вывернуться и ударил меня в грудь. Тут Сьюки и миссис Дигвид нас растащили и остаток пути не подпускали друг к другу.

К перекрестку мы прибыли раньше времени и несколько минут ждали, пока на заснеженной дороге покажется карета. Едва ее завидев, я замахал руками, кондуктор, к моему восторгу, и в самом деле протяжно загудел в рожок, лошади замедлили ход и — топочущие, звонкие, в испарине — остановились рядом с нами. Кондуктор подтвердил, что снаружи есть свободные места, получил деньги и помог подняться (под моим завистливым взглядом) новым пассажирам.

Пока они устраивались, а кондуктор готовился уже дать сигнал кучеру к отправлению, я вырвал у Сьюки свою руку, подскочил к карете, крикнул Джоуи: «Вот, держи!» — и бросил ему кошелечек, который взял из своей комнаты, со всеми моими накоплениями, а именно одним фунтом, четырьмя шиллингами и тремя пенсами, в том числе и половиной соверена, полученной на кладбище от мистера Барбеллиона. (Я сохранял монету из какого-то суеверного чувства, а теперь был рад случаю от нее избавиться.)

Карета тронулась, прежде чем Джоуи и его матушка успели открыть кошелек, но когда они проехали полсотни ярдов, он привстал и замахал мне рукой, а мать держала его за ноги, чтобы он не вывалился.

Не одну неделю мы с матушкой частенько вспоминали миссис Дигвид и ее сына и гадали, что ждало их в Лондоне. (Мне доставило большое удовольствие отыскать на карте место, где они жили.) Затем матушка долго оставалась задумчивой и грустной, и мне пришло в голову, что упоминание Лондона пробудило в ней мысли и воспоминания, к которым она давно не обращалась. Странно было размышлять о том, что есть у нее в жизни страницы, совершенно мне неизвестные. Она много писала в записную книжку, но, судя по всему, это не были письма. Биссетт была низкого мнения о наших гостях, утверждала, будто все рассказанное этой особой представляло собой сплошную ложь, выговаривала матушке за ее наивность и доверчивость. Наконец матушке пришлось согласиться с тем, что женщина могла и преувеличить беды и тяготы, обрушившиеся на ее семью после взрыва на газовом заводе, когда ее муж получил увечье. (Однажды я подслушал случайно, как Биссетт, качая головой, говорила: «От нее совершенно точно несло джином».)

Происшествие повлияло и на меня, внушив мне беспокойство. Я не верил, что рассказанное было ложью, и не удивлялся тому, что наши жизни как будто оказались связаны: в детстве мы считаем себя пупом земли и подобные совпадения не кажутся нам случайностью. Меня смутила, однако, мысль о том, что Джоуи, равный мне годами или даже чуть младше, уже несколько лет трудился, чтобы заработать себе на жизнь. Он знал Лондон, пережил такое, о чем я и понятия не имел. Мне захотелось поскорее вырасти и уехать из деревни, и матушка, как я думаю, догадалась об этом и была огорчена.

Письмо, доверенное миссис Дигвид, дошло до адресата, но, вероятно, слишком поздно, чтобы отменить распоряжения, сделанные в предыдущем: приблизительно через неделю после Рождества матушка получила ответ от мистера Сансью, где говорилось, что он уже проделал от ее имени предписанную операцию и отменить ее не в силах.

Зима миновала; чудесным апрельским утром я сошел к завтраку и увидел, что матушка перечитывает письмо от своего финансового советника.

— Какие новости? — спросил я.

— Очень хорошие, — отвечала она с улыбкой. — Похоже, компания соберет еще кучу средств, потому что перспективы у нее превосходные.

— Это значит, мы наконец получим наши деньги?

— Не сомневаюсь.

— Дай посмотреть, — попросил я, и она протянула мне письмо.

«Извещаем вас (писал мистер Сансью), что на внеочередном заседании правления «Консолидейтид-Метрополитан-Билдинг-Компани», состоявшемся в понедельник на прошлой неделе, председатель заверил собравшихся, что перспективы компании по-прежнему надежны».

— Мама, — проговорил я, — не вижу в этом ничего хорошего. Почему понадобилось их заверять?

Матушка удивленно подняла брови.

— Но мистер Сансью советует мне купить еще акций, значит, по его мнению, дела идут хорошо.

Я стал читать дальше: «Председатель объявил, что акционерам компании предложено подписаться на дополнительные акции, с тем чтобы использовать эти деньги для текущих платежей по закладной. Посему мы, мадам, настоятельно советуем вам приобрести акций еще на пятьсот фунтов, дабы защитить уже сделанные вложения».

Я поднял глаза.

— Ничего хорошего не вижу. Думаю, он хочет сказать, что, если ты не вложишь еще больше денег, то потеряешь все.

— Не говори таких вещей, Джонни, — выдохнула матушка.

Я вернулся к концовке письма: «А поскольку наличности у вас больше не имеется, мы вкладываем в письмо вексель на шесть месяцев — срок, в течение которого дела уладятся. Вы должны акцептовать вексель, то есть подписать его в присутствии свидетеля».

— Почему он говорит, что у нас не осталось денег?

Она зарыдала.

— Джонни, я должна сказать тебе ужасную вещь. После того как мы в тот раз это обсудили и сошлись на том, чтобы вложить триста фунтов, я решила купить больше акций.

— Что? Почему ты так сделала?

— Я боялась, что мистер Сансью обидится, а кроме того, это такое выгодное вложение.

— И сколько ты вложила? Тысячу фунтов. — Она всхлипнула.

— Глупость несусветная!

— Не говори со мной так. Я это сделала ради тебя. И кстати, если на то пошло, это ведь и твоя вина, Джонни.

— Ты о чем?

— Ну как же, вспомни, перед Рождеством, когда у нас побывала та женщина с мальчиком, я уж думала махнуть рукой на уже купленные акции, но ты согласился, что нужно вложить еще денег.

— Но я понятия не имел, что ты уже вбухала тысячу фунтов! Выходит, тогда ты распорядилась последними нашими деньгами!

— Но чем больше денег стояло на кону, тем больше причин спасать их!

— Нет же, тем больше причин остановиться! Ты просто дурочка! — крикнул я. — И как ты могла сделать это, не спросив меня? Я тебя ненавижу!