– По недавно полученным агентурным сведениям, – говорил представитель штаба со странной безучастностью, словно его это не особо касалось, – добровольческая армия готова перейти в решительное наступление. Против нас сосредоточены конный корпус генерала Врангеля, конные дивизии генералов Покровского и Шкуро, отборные марковские и корниловские офицерские и пластунские полки. Вряд ли мы устоим против такой силы. Где-то в степи, скорее всего прямо на пути вашей экспедиции, находится рейдовый отряд противника до 50 сабель. По нашим сведениям, это не регулярная кавалерия, а туземная часть, возможно, калмыки. Должен вас предупредить, что азиаты отличаются особой жестокостью.

– Понимаю вашу озабоченность, – прервал коллегу генерал. – Но что вы предлагаете?

Штабист развел руками, ответил растерянно:

– Не знаю… Может отложить отъезд. Москва требует, чтобы я гарантировал вам безопасный проезд до Астрахани. Но о какой безопасности сейчас может идти речь!

– На сколько отложить? На неделю, на две или на месяц? – раздраженно поинтересовался встрявший в разговор комиссар. – Вы в своём уме! У нас задание особой важности! Понимаете?!

– Я всё понимаю, – штабист опасливо покосился на комиссара, и с этого момента обращался только к бывшему генералу. – И всё-таки отправляться теперь рискованно. Триста верст по открытой степи, фактически по вражеским тылам – вы можете попасть в засаду.

– Что за чушь! – вспылил комиссар. Ему явно пришёлся не по душе этот напомаженный франт из бывших золотопогонников. – Да вся наша экспедиция с первого же дня рискованная затея! Но настоящий большевик должен быть готов, не задумываясь отдать свою жизнь за торжество мирового интернационала трудящихся!

Штабист снова развёл руками, давая понять, что в этом случае он умывает руки:

– Тогда я вижу один выход – положиться на то, что под капотом вашей машины не меньше лошадиных сил, чем коней в банде. А на крайний случай у вас имеется пулемёт.

– Это правильно, – поддержал его генерал. – Лучший способ защиты для нас – это скорость. Надо постараться проскочить весь путь, как можно быстрее. Если же кольцо вокруг Астрахани всё же сомкнётся раньше, что ж, пойдём на прорыв!

Под конец разговора со штабистом у Одиссея сложилось полное впечатление, что этого вялого типа с подёргивающимися красными веками и бесцветной речью по большому счёту мало волнует судьба экспедиции. Он не пытался всерьёз предостеречь москвичей от возможных ошибок, да и в общем ничего путного не посоветовал. Хотя, наверное, как специалист, в полной мере владеющий ситуацией на фронте, мог бы дать действительно ценные рекомендации. Похоже, ему вообще было глубоко безразлично, что твориться на фронте. Пережидая лихое лихолетье в штабе у красных, этот конформист думал только о собственном благополучии и комфорте, и наверняка имел заготовленное алиби на случай, если переменчивая фортуна лишит его уютного местечка, и придётся искать подходящую службу у белых. Как успел заметить Луков, таких приспособленцев у красных было немало. И любой из них мог оказаться Джокером.

За первые сутки пути путешественникам встретилось несколько калмыцких поселений. В одном из них, состоящем всего из одной кибитки, было решено сделать короткую остановку. Юрта, в которой они оказались, была сделана из войлока и имела пирамидальную форму с отверстием наверху для дыма. Внутри – ложе или кошма, грубо сколоченный шкаф несколько больших сундуков, в которых хранилась одежда, конская сбруя и некоторая кухонная утварь. Обстановка самая незатейливая, но по местным меркам свидетельствующая о зажиточности хозяина. Он оказался человеком гостеприимным. Всё, что имелось в доме, оказалось на столе. В первую очередь хозяйка поднесла каждому из закоченевших на ледяном ветру путников по ковшу горячего конского сала из кипящего котла. Выпив его, Одиссей быстро согрелся. Пришло ощущение райского блаженство, когда с вьюги, да в уютное тепло.

Особенно молодому человеку пришлась по вкусу нежная и очень жирная брынза. Местные жители готовили такой сыр из молока овец.

За едой молодой учёный жадно расспрашивал хозяев об их быте. Востоковедение было для него не просто профессией, а страстью.

Хозяин дома отвечал охотно. Калмык по национальности, он тем не менее гордо носил казацкую фуражку и серьгу в левом ухе, так как при царе был записан в казачье сословие. Хозяин стойбища также рассказал гостям, что послал 13-летнего сына за много вёрст в степь, чтобы тот отыскал выгнанную наёмными чабанами на дальний выпас отару, и привёз ещё молока.

– Вот вернётся сынок, жена приготовит для дорогих гостей пышные лепёшки с сыром – пальчики оближите! – пообещал он.

Шофёр автомобиля заметил висящие на стене в качестве украшения часы-ходики, которые правда не ходили. Их цепочкой забавлялся умильный котёнок. Рукастый парень предложил хозяину починить часы, только попросил вместо лучины зажечь свечу, чтобы ему было хорошо видны детали часового механизма.

Шофёр на удивление быстро справился с задачей при помощи небольшой отвёртки, и обрадованный хозяин попросил его посмотреть ещё и примус. Этот деревенский парень просто не мог не нравиться своей непринужденностью, отзывчивостью и простотой. Правда, шофёр не обладал высоким интеллектом. Все его интересы буквально крутились вокруг бивуачного костра и его любимой машины, что-то другое мало занимало его воображение. Но в целом, он был, что называется добрый малый.

Когда гости отогревались у очага после обильной трапезы, вернулся сын хозяина. К седлу его верблюда были приторочены кожаные мешки со свежим молоком.

Однако стоило мальчику войти в дом, как пронзительно вскрикнула и метнулась к сыну перепуганная мать, схватился за сердце старик-отец. На бледном лице мальчика выделялись огромные, расширенные и остекленевшие от боли и ужаса глаза. Рот и подбородок его были в крови, кровь широким потоком брызгала ему на грудь. Вместо слов из груди потрясённого страдальца вырывалось свистящее мычание. Мальчика уложили на шкуры, тепло накрыли. Вокруг захлопотали мать и сёстры. Они были так заняты, что огонь в очаге стал гаснуть. К сожалению, гости тоже были так взволнованы, что не сразу обратили на это внимание. Казалось под руку с одной бедой явилась и другая, ибо, что может быть страшнее, чем потухший в юрте очаг. Но стоило хозяйке мимоходом подбросить на очаг несколько кусков сухого навоза, и снова блеснуло яркое ровное пламя.

Перед тем как потерять сознание подросток успел знаками объяснить потрясённому отцу, что недалеко от дома наткнулся на незнакомых всадников, которых он очень наглядно показал «рыщущими по степи шакалами». Мучителей ни в чём не повинного ребёнка действительно трудно было назвать людьми, скорее двуногими зверьми. Они перехватили возвращающегося домой пастушонка и по дьявольской, бессмысленной своей жестокости урезали мальчишке язык. Впрочем, возможно в их поступке имелась своя логика…

Через некоторое время хозяин дома отозвал генерала в сторонку и о чём-то шептался с ним минут десять. Ещё недавно такая уютная, теперь обстановка внутри войлочного жилища стала тягостной. Когда пламя в очаге качалось, по стенам и крыше юрты метались зловещие тени.