Когда комиссар, всё ещё стуча зубами, и покрякивая, одевался, Одиссей вдруг увидел, как он надевает себе на палец перстень с крупным бриллиантом. Луков мог поклясться, что видел похожий перстень у провожавшего их представителя разведотдела штаба армии. Лаптев заметил недоумение «профессора». Нисколько не смущаясь, прохиндей пояснил, что реквизировал золотой перстенёк у штабной крысы для целей мировой революции, и сразу по возвращении в Москву сдаст его, куда следует для поддержки революционных матросов германского Киля.

Через пару часов машину удалось вытащить на противоположный берег. Здесь же решили заночевать, а утром снова отправиться в путь. Развели костёр. В качестве дров использовали сухой вереск. К счастью этого кустарника на берегу реки оказалось достаточно. Только дым от костра был едкий. Ну да никто уже особо не обращал внимания на столь мелкие неудобства.

Сели ужинать. Зная, что в дороге членам московской группы на найти абсолютно ничего из еды, армейские интенданты снабдили их кое-каким провиантом.

К ночи ветер стих, зато стало примораживать, поэтому все старались расположиться как можно ближе к огню. Увещевания генерала, что делать это опасно, не помогали. Дело в том, что из-за какой-то проблемы в бензосистеме машины всё, что находилось в ней, включая одежду пассажиров, пропиталось парами бензина. Так что существовала опасность при слишком близком контакте с пламенем в одно мгновение превратиться в живой факел. Но когда холод начинает потихоньку сводить с ума, доводы рассудка перестают действовать. Полученных из еды калорий не хватало для обогрева тела на таком морозе. Понимая это, генерал оставил уговоры и перешёл к более действенным методам убеждения: толстая суковатая палка и кулак действовали лучше любых слов.

А чтобы подбодрить своих людей, заставить их хотя бы на время забыть о холоде, старый бродяга неожиданно затянул: «Ох ты степь широ-ока-ая, степь ра-аздо-ольна-а-а-я…».

Шофёр подхватил. Даже немец задумчиво глядя в огонь, замычал. Слова песни были ему неизвестны, но мелодия разбудила что-то сокровенное и в его душе. Оказалось, он не столь уж «дубоват», как могло показаться вначале.

Луков поднялся. Одна мысль не давала ему покоя. Ради неё он готов был покинуть место возле костра и пожертвовать сном. Любопытство учёного оказалось сильнее холода и усталости. Ещё накануне, когда они вытаскивали застрявшую в реке машину, молодой учёный обратил внимание на высокий холм на противоположном берегу. Курган такой правильной формы вряд ли могла создать природа, скорее он был рукотворным. А значит, теоретически здесь могло находиться древнее скифское захоронение.

От такой мысли у Одиссея захватило дух! Он уже приметил у водителя лопату, и решил после ужина попробовать выкопать небольшой тестовый шурф у основания кургана. Если же место окажется перспективным, то следует отметить его на карте, чтобы когда-нибудь вернуться сюда с настоящей археологической экспедицией.

Кабинетный учёный ощущал неведомую прежде радость. Упивался истинной свободой оттого, что можно вот так уйти подальше от походного костра, чтобы остаться наедине со звёздным небом. Одиссей попытался представить себе, как жили тысячу лет назад под этим самым небом. Фантазия, словно машина времени, перенесла его в далекое прошлое, стала рисовать картины давно отшумевшей жизни.

Книжные иллюстрации, которые он так часто и подолгу – до рези в глазах любил рассматривать, вдруг ожили – обрели краски и запахи реальной жизни. Мысленным взором он видел орды кочевников, которые владели этой степью много веков назад, ожесточённые стычки между конкурирующими племенами за жизненное пространство. Возможно одна из таких битв произошла прямо у подножия этого холма, под которым похоронено тело изрубленного мечами военного вождя древнего народа. В сознании сами собой всплыли строки древнего поэта:

Для гуннов бой —

Как пахарю пахать:

Белеют кости

На полях опять…

Всю ночь

Сигнальные огни горят,

И за отрядом

В бой идет отряд.

Но, как и раньше,

Кончен ратный труд,

И кони,

Сбросив мертвецов, бегут.

И коршуны

Пируют день и ночь —

Нет никого,

Чтобы прогнать их прочь…

Луков другими глазами вглядывался в тёмное пространство перед собой. Бесшумно падал снег. Там впереди лежала почти безлюдная, враждебная человеку, неумолимая как смерть степь. Где-то во мраке рыскали вражеские конные разъезды, от которых пощады не жди.

Воображение его так разыгрывалось, что молодой человек начал прямо голыми руками разгребать снег, ему подвернулся какой-то камень и он принялся долбить им мёрзлую землю. Конечно, орудовать столь примитивным инструментарием, да ещё во мраке, когда ничего толком не видно, было смешно и непрофессионально. Только Одиссей всё равно чувствовал кураж. Азарт кружил ему голову! Это было как в детстве, когда дух приключения и авантюры – важнее всего! Уже ради этого стоило покинуть Москву и отправиться в неведомые земли…

Неожиданно Одиссей услышал тихое бормотание.. В первую секунду ему даже стало не по себе, Рядом был курган с возможно упрятанной в его недрах могилой. Однако, прислушавшись, Луков узнал голос комиссара. Тихо, чтобы не быть услышанным, тот скороговоркой произносил слова иудейской молитвы. Поразительно, но этот кровавый упырь, воинствующий проповедник атеизма, на самом деле не являлся безбожником! Свою веру он старательно скрывал, но при первой же возможности уединился для вечерней молитвы. Тактичному Лукову стало неловко, что он случайно проведал о тщательно скрываемой этим человеком тайне, и он постарался бесшумно удалиться.

рислушавшись, Луков узнал голос комиссара. Тихо, чтобы не быть услышанным, тот скороговоркой произносил слова иудейской молитвы. Поразительно, но этот кровавый упырь, воинствующий проповедник атеизма, на самом деле не являлся безбожником! Свою веру он старательно скрывал, но при первой же возможности уединился для вечерней молитвы. Тактичному Лукову стало неловко, что он случайно проведал о тщательно скрываемой этим человеком тайне, и он постарался бесшумно удалиться.

Одиссей вернулся к костру в удивительном настроении. Набрал в грудь воздуха и запел вместе с генералом. Вильмонт с любопытством посмотрел на буквально светящегося непонятным счастьем молодого человека.

– Что с вами такое?

Одиссей признался:

– Кажется я начинаю привыкать к кочевой жизни и даже видеть в ней приятные моменты.

– Очень этому рад-с – удовлетворённо кивнул генерал. – А то признаться с первого дня нашей одиссеи, уж простите меня за невольный каламбур, жду, что вы объявите о своём возвращении в Москву.

– Нет, я не намерен возвращаться – очень серьёзно ответил Луков.

– Что ж, прекрасно… Вы, как я вижу спать не собираетесь. Хотите, покажу несколько карточных трюков? Авось пригодятся.