— И что? Тебе какая разница, что я могу?

— Размышляю, пустышка, — Вандерфилд присел на край стола. — Что ты забыла в ВСА, размышляю. Не дает мне это покоя.

— Размышляй где-нибудь в другом месте, — я отчаянно сжала кусочек сухой глины. Ужасно хотелось вот прямо сейчас, на глазах у усмехающегося аристократишки сотворить что-нибудь эдакое! Даже не цветок, а например… бабочку! Что-то живое и по-настоящему сложное! Изменить камень на стекло могут даже первокурсники, сотворить кусочек растительного мира уже удается не всем. Живое материализовать труднее. Вот я бы сейчас взяла — и сделала! Но, увы. На ладони остался красно-коричневый след глины, но и только. Я постаралась не показать, что расстроена.

— Я буду там, где пожелаю, пустышка, — высокомерно протянул он.

— Прекрати называть меня так! У меня имя есть!

— Да? Надо же, — вполне натурально удивился он. — Только мне оно не интересно. Пустышка. Тебе место в захудалой школе за оградой, а не здесь.

Злость и обида запершили в горле. Вот, значит, как?

Не думая, сжала в кулаке глину и швырнула в нагло улыбающееся лицо гада. Не попала. Он мягко отклонился, кажется, даже не напрягаясь. И принялся разглядывать свою кожаную перчатку!

— Какая же ты нелепая, пустышка.

Следующим полетел увесистый моток ниток. Вандерфилд рассмеялся.

— Глупая.

Меня ослепила ярость!

— Совершенно бесполезное существо. Даже полы моешь плохо. Ты так меня раздражаешь.

Что?!

Каждый день в ВСА мне приходиться буквально отвоевывать! У меня нет денег, нет еды, нет одежды и друзей, ко мне пристают, надо мной насмехаются! Да что я такого сделала? Чем заслужила все это?!

— Я просто! — в полет отправлена ткань, следом — деревяшка… — Хочу! — кусочек железа, стекла, горсть песка… — Учиться! Просто учиться! Неужели так сложно оставить меня в покое? Неужели надо травить и издеваться? Снова и снова! Надо? Надо?! Ненавижу!

Вандерфилд уже не смеялся, лишь молча отклонялся от очередного моего снаряда. А когда под рукой ничего не осталось, я схватила лист бумаги, скомкала, понимая, что все бесполезно… Неужели, я и правда лишь никчемная пустышка, провались все пропадом?!

Ладонь кольнуло, под пальцами растеклось приятное тепло. И я открыла рот, увидев, как мой бумажный комочек — легкий и совершенно безобидный, вдруг увеличился в размерах, затвердел и превратился в снежный ком!

— Praesidio… — тихо сказал Эш.

Снежный снаряд растаял.

— Порой нужны другие эмоции, пустышка. А Тензия лишь созидатель. Слишком ласковая.

Я ошарашенно застыла, не понимая, что сейчас произошло. Неужели… я нашла свой материал? Не веря, взяла со стола чистый лист — и снова ощущение тепла в пальцах… Святой Фердион! Но ведь я и раньше испытывала это чувство! Но всегда списывала на трепет перед обучением и новыми знаниями! А в библиотеках я и вовсе впадала в транс! Так значит, бумага? Это всегда была бумага?

Бумага!

От счастья захотелось смеяться, и я развернулась к Вандерфилду. И замерла. Но получается, он мне сейчас… помог? Да быть того не может! У него наверняка есть какой-то подлый план по очередному унижению пустышки!

Или — нет? Почему я никак не могу определиться в своих эмоциях? Вроде и сволочь, но из-за него я в академии, вроде и разозлил, но я нашла свой материал… И вот что я должна чувствовать?

— Зачем… зачем ты это сделал?

— Что сделал?

— Ты помог мне.

— Помог? — приподнялись светлые брови. — Ты бредишь.

— Ты заставил меня испытать злость, чтобы я почувствовала бумагу!

— Я всего лишь развлекался.

— Развлекался?

— Да, — он смотрел в упор, на лице застыла маска безразличия. — Ты очень смешно выглядишь, когда злишься.

— Но… это жестоко!

— Это весело, — сквозь зубы процедил он. — Маленькая глупая пустышка, красная от ярости и обиды. Что может быть забавнее?

— Ты просто отвратителен.

Я обхватила себя руками. Внутри бушевали эмоции, я уже не понимала, что чувствую. С Вандерфилдом постоянно так. Слишком непонятно!

Он подошел ближе, склонил голову, рассматривая.

— Сколько у тебя s-единиц?

— Тебя это не касается.

— Да? — он смотрел задумчиво. — И все же.

— Отстань от меня, — разозлилась я. — Оставь меня в покое! Тебе больше заняться нечем?

— Точно. У меня совершенно свободный вечер.

— Ну так иди к своим друзьям и… подруге! А мне учиться надо!

— Думаю, тебе надо заняться стиркой моих вещей, — задумчиво протянул гад. — Кажется, мои друзья или… подруга снова что-то пролили на ковер. Или на покрывало. А может, и на обивку кресел.

— Может, они просто свиньи? — не выдержала я. — Раз все проливают и пачкают? Ты бы поосторожнее, знаешь поговорку? Скажи мне, кто твой друг…

Светлые брови Вандерфилда удивленно поднялись.

— Ого, огрызаться научилась?

— А я разве не умела? — повторила я его трюк с бровями.

— И не боишься? Смелая?

Я отошла к столу, за которым обычно сидел Томас, провела пальцем по поверхности.

— Просто просветилась насчет закона о стирании памяти, — тихо произнесла я. — Там впечатляющий список наказаний…

— Я уже говорил, что не люблю угроз, пустышка, — негромко отозвался Вандерфилд, а я пожала плечами.

— Я и не угрожаю. Просто попроси своих друзей крепче держать бокалы и ничего не проливать!

Вандерфилд в два шага пересек разделяющее нас пространство. Я пискнула, оказавшись зажатой между ним и столом. Эш не прикасался, лишь смотрел, прищурившись, словно надеялся пробраться внутрь моей головы. Или так и есть? Я похолодела.

— Какой у тебя потенциал? — процедил он. — Отвечай!

— Потенциал пустышки, — рявкнула я. — Один или десять, тебе ведь все равно! Какая разница?

— Все началось с той ночи… — он нахмурился. — Мне кажется… нет, глупость…

Он осекся и помрачнел, продолжая рассматривать мое лицо. Я осторожно выдохнула.

— Если глупость, то может, ты оставишь это при себе и дашь мне спокойно потренироваться?

— Как ты сбросила влияние Ривза? Как убереглась от моего внушения? У тебя ведь нет защитного экрана.

— С чего ты взял, что нет? — запальчиво выкрикнула я.

Вандерфилд глянул недоверчиво. И вдруг склонился ниже.

— Sitis! — выдохнул он мне в лицо.

Я ахнула, скорее от неожиданности и непонимания. Покачнулась и схватила руку парня, чтобы не упасть. Он сжал ладонь, удерживая меня. Глянул на наши соединенные пальцы, тяжело перевел дыхание.