Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подойдя к каждому, Фрол пожимал руки:
– Экскьюзми, пардон, извините меня, извините, – горячо тряс он руку немцу. – Данке шон за ваши пэн, пису – мир, а миру – пис. Всего доброго.
Стойлохряков с удивлением наблюдал, как лица западных гостей светлеют, понимают они все-таки искренние извинения. После чего комбат подошел к Валетову и так на ушко, едва пригибаясь, сообщил ему о собственных мыслях. Смысл их сводился к тому, что если завтра Валетов устроит очередную выходку, то придется ему, бедняге, послужить на месяц дольше.
– А что будет завтра? – затаился Фрол.
– Учения, – тихо-тихо произнес комбат, – очень важные и очень серьезные. И если ты сделаешь какую-нибудь гадость, то я постараюсь концовку твоей службы превратить в весьма неприятное занятие.
Фрол и так не помнил, когда ему здесь было больно уж приятно, но промолчал и с понурой головой отправился в палатку на свое место отдыхать.
– А все-таки надо было аккуратнее ленточки цветов переклеивать, – размышлял Валетов. – Ведь российские, английские и французские флаги состоят из одних и тех же цветов. Только порядок разный. Надо уметь работать с липкими ленточками. Да только как все ладно провернешь, стоя в лесу, в полумраке с трясущимися руками. Интересно, как они вообще поначалу поверили и никакого подвоха не обнаружили? Эх! Если бы не эти западники! Сейчас было бы у нашего взвода первое место. А так ничего хорошего не получилось. Не надо было меня на спортивное ориентирование посылать. Не надо.
В отличие от обычного подъема по тревоге, когда все солдаты знают заранее не только ночь, в которую состоится совершенно ненужное событие, но и примерное время, благодаря чему они успевают заранее встать, одеться и лечь уже в сапогах на свои койки, для того чтобы сразу же выбежать, как только роту поднимет дневальный, в ночь перед учениями случилось пренеприятнейшее обстоятельство. Никто заранее предупрежден не был.
Четыре армейских грузовика подъехали к полянке и одновременно вдарили в клаксоны. Под гул импровизированной сирены лейтенанты поднимали громкими криками личный состав, нагнетая жопность ситуации.
Все четыре взвода собирались в жуткой спешке и темноте. Если бы не уложенные рядом с койками форма и общевойсковые защитные комплекты, не избежать бы паники и полной неразберихи. Но армия, она на то и армия – безобразна, но единообразна и по возможности упорядочена.
Каждый взвод забрался в свою машину, и колонна двинулась в район учений.
Бодрые и совсем не пьяные Стойлохряков и Мартин глядели за ходом погрузки и делали пометки в блокнотах. Практически все четыре подразделения уложились в штатный норматив и были готовы к выдвижению. Отпустив машины с солдатами и вооружившись фонариками, Тод Мартин и Стойлохряков пошли осматривать опустевшие палатки.
У немцев пара коек лежала на боку, из общей одной тумбочки, которую могли себе позволить в полевых условиях солдаты, были выброшены на пол порнографические журналы. На этом проколы заканчивались. Отсутствие какого-либо снаряжения говорило о том, что бундесвер забрал с собой все.
У англичан наводили на грустные размышления два оставленных противогаза. Кому-то сегодня не хватит кислорода.
Французы, как помнится, упаковались быстрее всех, а вот на полу одиноко стоит чей-то армейский ботинок. Прискорбно.
Зашли к русским. Один из двух рядов оказался полностью сдвинутым.
– Простаков, – Стойлохряков показал Мартину на явно видимый даже не привыкшим подмечать детали глазом маршрут. Видно, что здоровый где-то бежал по койкам, где-то сносил возникающую на пути преграду. Последним, что он разнес, была большая тумбочка с проломленной задней стенкой. Дыра в ней аккурат подходила к ботинку сорок шестого размера. Из забытых вещей обнаружился один полный общевойсковой защитный комплект, а кто-то в ночи не нашел собственный ремень, оставшийся лежать под кроватью.
Под поваленными койками неожиданно что-то зашуршало.
Комбат онемел и оцепенел, а Тод Мартин пошел на шум и высветил поднимающегося с пола Валетова.
– Ах ты, сучонок! – накинулся на него Стойлохряков.
Валетов вытянул руки вперед, как бы защищаясь от возможного нападения.
– Они затоптали меня, сволочи!
– Как?!!
– Я нагнулся и стал искать зубную щетку!
– Зачем?!!
– Ну умыться же надо с утра.
Стойлохряков, тяжело дыша, заулыбался.
– Тод, мы, конечно же, его подбросим.
– О’кей, о’кей, – улыбался Мартин, делая пометки в блокноте.
– Я вам помогу в дороге. С переводом.
– Молчи, рядовой!
– Молчу, молчу. Ой, молчу, молчу.
Усевшись в «Ауди» Стойлохрякова, два руководителя учений отправились за сто двадцать километров на большое предприятие по производству удобрений. Фрол, развалившись на заднем сиденье, не внимал красотам утреннего пейзажа и кемарил.
– Куда нас везут? – бормотал недовольный Резинкин, все время пытаясь положить голову Простакову на плечо и продолжить смотреть сны.
– Отвали, – толкал его здоровый.
– Леха, куда мы едем? – спросил чуть громче Витек.
– Да откуда я знаю, – Леха норовил пристроиться поудобней. – Я спать хочу, отвали, мне все равно.
– Слушай, – продолжал тормошить Резинкин. – А ты противогаз взял?
Леха спохватился и начал щупать у себя на поясе.
– Да, взял. Вот он висит.
– Это хорошо, – соглашался с ним Резинкин, – и я взял. А вот Фрол, он как – с противогазом?
В кузове полумрак, не разглядеть толком.
– Фрол! Ты с защитой или предпочитаешь экстремальный секс?
А в ответ тишина.
– Фрол?! Ты здесь?
Леха не выдержал.
– Да заткнись ты. Спит он, поди, под лавкой. Котяра.
Витек продолжал бормотать до тех пор, пока Простаков не пригрозил ему запихать в рот его же собственную кепку.
– Обойдемся без насилия, – повел себя весьма положительно Резина и заткнулся.
Через два часа взводники выстраивали свои подразделения напротив забора из бетонных плит. Солдаты, лупая глазами, разглядывали огромный цех, возвышающийся на добрых пять этажей. «Ауди» со Стойлохряковым и Мартином уже ждала их на месте. Оба руководителя о чем-то беседовали с подъехавшим генералом Лычко, и получалось это у них весьма живо, так как он приехал не один, а с переводчицей.
Простаков, выпрыгнув из кузова, увидел мелкого Фрола, сидящего на своей защите и переводящего табачок.
– Ты как это? – не понял Леха.
Валетов поднялся.
– Здоровый, – он тряс его за плечи. – Никогда не пытайся своей темной головой постичь чудо моего существования на земле.