Я решаю помолчать и подождать, что скажет Питер.

Мы смотрим на крапивное поле. Крапива зеленая и серебристая. От росы кажется, будто сто миллионов крошечных паучков облепили листья паутиной.

Крапивное поле — безопасное место. Родители Питера никогда не осмелятся зайти сюда.

Мы легко могли забраться дальше упавшего дерева, в самую крапивную гущу. Конечно, мы бы тогда наверняка обстрекались, вот и сейчас на костяшках пальцев саднят маленькие белые точечки. (От крапивного жжения просто избавиться: прижимаешь к обожженному месту листок щавеля — и все проходит.) Но пока и упавшее дерево вполне безопасное место.

Я по-прежнему улыбаюсь. Я курю.

— Пол, — говорит Питер. — Как по-твоему, почему доктора спрашивали нас про поцелуи? При чем тут поцелуи?

Я отвечаю, что, наверное, через поцелуи люди могут подхватить болезнь, которой заразился Мэтью.

— А могут доктора сказать, как именно ты ее подхватил?

Я отвечаю, что вряд ли.

— А, — говорит Питер. — Может, поищем Эндрю?

— Еще не время, — отвечаю я.

Очень сырой и осенний ветер. Упавшее дерево пахнет гнилью.

На горизонте деревья уже похожи на фигуры из палочек.

— Когда это случилось? — спрашиваю я.

— Что случилось? — переспрашивает Питер, слишком быстро.

— Поцелуй, — говорю я. — Поцелуй, о котором ты так беспокоишься.

— Не понимаю, о чем ты.

Питер делает движение, собираясь соскочить с дерева, но останавливается. Он не хочет, чтобы я обвинил его в бегстве, а если он соскочит, так и произойдет.

— Если ты мне расскажешь, я не скажу Эндрю.

Питер все-таки соскальзывает с упавшего дерева. Неудачно приземляется и едва не падает.

— Мы не целовались.

Я жду.

Я молчу.

Я знаю, что Питер не выносит молчания. Он не выносит, когда надо прерывать молчание.

— Ну, мы поплевали в свои чашки, а потом дали друг другу выпить. Это Мэтью придумал. Мы залпом выпили. Но мы не целовались.

— Зачем ты это сделал?

— Чтобы стать сильнее. Мэтью придумывал всякие противные вещи. Чтобы мы поняли, что ничего не боимся.

Мне нравится идея. Здравая и логичная идея.

— А еще что вы делали?

— Ничего. Мы ставили эксперименты. Это был третий.

— Когда это было?

— Сразу после того, как Мэтью упал с дерева во время колясочной гонки. Тебе тогда не разрешали выходить. Он сказал, что больше ничего не боится. Он сказал, что докажет это.

Я жду, не добавит ли Питер еще чего-нибудь. Питер не добавляет.

Я бросаю окурок на сырую землю.

— Ты ведь не расскажешь Эндрю? Я ведь тебе все сказал. Ты сказал, что не скажешь.

Я спрыгиваю с дерева и быстро иду через крапиву, заставляя Питера потеть от ужаса.

Питер догоняет, толкает меня в спину.

— Ты ведь ему не скажешь?

Я поворачиваюсь, чтобы мы оказались «лицом к лицу».

— Это зависит.

— От чего?

— От того, согласишься ли ты со мной по одному вопросу.

— По какому?

— Ты знаешь.

— По поводу вымирания? — спрашивает Питер.

— Да, — отвечаю я. — Эндрю хочет устроить катастрофу. Я считаю, что, если он ее устроит, полиция нас поймает и засадит в тюрягу. Он думает, что убить динозавров — это сжечь их. Но мы с тобой знаем другое. Мы знаем, что вымирание — медленный процесс. Динозавры слабеют и слабеют. Они живут в мире, который перестал быть к ним добр. Они страдают от разных вещей. Не больших, а очень мелких вещей. Которых они раньше даже не замечали. И однажды динозавры понимают, что они умирают. Еще какое-то время они борются. Но потом соображают, что уже слишком поздно. Надежда умирает. И вымирание ускоряется. Оно заканчивается быстро и спокойно. Динозавров увозит «скорая помощь». Больше мы их не видим. Конец.

Питер смотрит под ноги.

— Я не хочу в тюрьму, — говорит он. — Не могу… не буду…

— Совсем не обязательно, — говорю я.

И кладу руку ему на плечо, словно мужчине.

— И Эндрю не обязательно знать о твоем эксперименте с Мэтью. Абсолютно не обязательно.

— Я же тебе сказал, — хнычет Питер. — Это была его идея.

— Я тебе верю. Естественно, я тебе верю. Но Эндрю точно не поверит. Он точно решит, что это ты предложил. Он даже решит, будто ты поцеловал Мэтью. В губы.

Вид у Питера такой, словно он сейчас заплачет.

— С языком, — добавляю я.

— Это была идея Мэтью, — повторяет он. — Я не хотел.

— Если ты обещаешь поддерживать меня в вопросе вымирания, — говорю я, — то никто никогда не узнает.

Питер поднимает на меня взгляд. Глаза его полны слез. Это слезы благодарности и слабости.

— Обещаю, — шепчет он. — К тому же твой план лучше.

— Пошли, — говорю я. — Пошли найдем Эндрю.

Мы едем на великах.

Меня распирает от гордости. Это еще не официально, но я знаю, что теперь я Вожак Команды. Эндрю считает, что все по-прежнему. Потом он наверняка убедит себя, будто это он заставил нас изменить план. Он будет врать и утверждать, что никогда не стоял за катастрофу. Но я знаю, и Питер знает, что это наш план. Это мы решили. Здесь. Сейчас.

Все в моих руках. Потому что Питер до смерти боится, что Эндрю узнает про его дела с Мэтью. Узнает о том, что, возможно, это Питер убил Мэтью.

Я еду быстро. Колени бьются о руль.

Питер, как обычно, не может за мной угнаться.

Когда мы приезжаем в Базовый лагерь № 1, Эндрю уже нас ждет.

— Опаздываете, — говорит он. — Где вы были?

— Питер не мог вырваться, — говорю я. — Мать заставляла его выпить целый стакан молока.

Питер понимает угрозу. Питер понимает намек

— Ну, — заявляет Эндрю, — пора все обсудить. Мы садимся.

Эндрю приступает.

Все идет так как я и распланировал.

Эндрю в бешенстве. Он обзывает нас предателями. Он приказывает подчиниться ему. Но мы не двигаемся с места.

Когда Эндрю понимает, что проиграл, он говорит, что я могу стать Совожаком Команды. Он повышает меня в чине до лейтенанта.

Наконец мы все приходим к согласию.

Динозавры должны вымереть до Рождества.