Я хватаю Питера за ноги.

Эндрю хватает Питера за руки.

— Ты никуда не уйдешь, — говорит Эндрю.

Питер перестает вырываться. Он знает, что это бессмысленно.

— Мы тебя отпустим, если ты пообещаешь никому не говорить, что мы задумали.

— Обещаю, — говорит Питер.

— Но если ты захочешь вернуться в Команду, тебе придется нам помочь.

Питер молчит.

— Для этого и существует Команда, и всегда существовала, просто мы об этом не знали. Убили твоего лучшего друга, а ты говоришь, что ничего не будешь делать. Может, он вовсе не был твоим лучшим другом?

— Был, — перебивает Питер.

— Это просто еще одна тайная операция, — говорю я. — Мы слишком умны, чтобы нас поймали. Никто никогда не узнает, если только мы сами не скажем.

Эндрю дергается, когда я говорю «тайная». Он жаждет чего-то более масштабного. Более драматичного.

— Характер операции еще предстоит определить, — говорит он. — Но уже сейчас следует начать подготовку. Все силы, брошенные на месть отцу Пола, нужно передислоцировать на новое, более важное направление.

Он смотрит на меня и спрашивает:

— Согласен?

— Согласен, — без колебаний отвечаю я. — Считаю, что нужно, не теряя времени, произвести разведку местности.

Питер тычет в песок сломанной палкой.

— Я хочу быть в Команде, — ноет он. — Я веду Архивы. Я спас их от пожара.

— И ты всегда будешь героем, — подтверждает Эндрю. — Но, возможно, нам понадобится другой пожар. Посильнее пожар.

— Нет, — говорю я.

— Что?

— Пожар — плохая идея.

— Ты предлагаешь сжечь их дом? — испуганно спрашивает Питер.

— Вместе с ними, — подтверждает Эндрю. — Пусть почувствуют, что это такое, когда тебя охватывает пламя, как Мэтью пусть почувствуют. — Эндрю злобно смотрит на меня. — Вожак здесь я. Если я решаю, что будет пожар, значит, будет пожар.

— Глупо, — возражаю я. — Они сразу просекут, что это мы.

Эндрю набрасывается на меня еще до того, как успевает заорать:

— Не смей обзывать меня дураком!

Он пытается вцепиться мне в горло. Но я отбиваю его нападение. Тогда он хватает меня за рукава. Он хочет сбить меня с ног. И он все орет

— Не смей называть меня глупым!

Через некоторое время его крики и вправду начинают звучать глупо.

Это исторический момент. Мы деремся за то, кому быть Вожаком Команды. Мы молотим руками и ногами. Каждому из нас нужна победа. Немедленная победа.

Но это неправильная драка. Я выбрал для нее неправильный момент. Эндрю сильнее меня. Если мы будем драться сейчас, он меня одолеет. Это тактическая ошибка. Ему плевать на боль. Мне — нет. Это мой отец виноват. Он не научил меня терпеть боль. Мой отец во всем виноват.

Меня спасло то, что Питер решил удрать под шумок.

Мы видели, как он вылезает. Мы позволили ему вылезти.

Нам потребовалось лишь несколько секунд, чтобы понять — Питера нужно догнать.

Он знал наш план. Нельзя, чтобы он кому-то рассказал о нем. А именно это и может сделать с планом такой слабак, как Питер. Провалить его заранее. Эндрю это знает, и я это знаю. Мы не хотим сидеть в тюрьме. По крайней мере, до того как осуществим свою месть. А Питер представляет опасность. Он может проболтаться. Он слабое звено.

Эндрю отпускает меня, а я отпускаю его.

У Питера фора.

Эндрю первым выбрался из ямы. Подметки его ботинок, мелькающие передо мной, поднимают небольшие ураганчики песка.

Мы несемся на северо-восток, в направлении вершины холма.

— Вон! — кричит Эндрю и машет рукой в сторону Мемориала жертвам войны.

Питер немного притормозил, чтобы распахнуть тяжелые деревянные ворота.

Мы летим вперед.

Из всей Команды Питер самый быстрый бегун. На соревнованиях с соседней школой он даже бежал четыреста ярдов и пришел третьим.

Но сейчас он бежит не ради спортивной победы и не ради похвалы физрука. (Мистер Спейт — самый гнусный препод после мистера Бутчера.) Он бежит от страха.

А мы бежим не потому, что сейчас урок физкультуры и нас накажут, если мы не будем бежать. Мы бежим, чтобы не дать Питеру уничтожить.

Нашу жизнь.

Все.

Кроме того, от Базового лагеря № 2 до дома Питера гораздо больше четырехсот ярдов. Раза в четыре. Или еще больше.

А Питер слишком резво начал. Он в дикой панике.

А вот мы нет. Мы умеем рассчитывать силы. Мы настоящие бегуны. Как олимпийцы.

Длинные дистанции лучше получаются у Эндрю.

Наверное, потому, что он очень упертый и никогда не сдается.

Я спец по бегу по пересеченной местности. Особенно по Утеснику. У меня свои приемы, секретные приемы. Например, я ставлю ногу на песок в промежутки между кочками вереска. А еще держусь поближе к стволам серебристых берез.

Мы уже у конца Аллеи, Питер несется впереди — ярдах в ста.

Я первым проскакиваю через ворота Мемориала, но Эндрю держится за мной вплотную.

Я знаю, что мы поймаем Питера то того, как впереди покажется его дом.

Питер оглядывается, видит нас, чуть не спотыкается, ускоряется и бежит, бежит.

Мы точно знаем, о чем он думает. Питер до смерти боится, что ему вломят. Мы его друзья. И очень скоро мы с ним встретимся, даже если сейчас он убежит. Где-нибудь на улице подкараулим. Или в школе перехватим. И он прикидывает, когда мы вломим ему сильнее — сейчас или потом? Он знает, что для нас главное — не разболтать о нашем плане. И он думает, что будет, если он остановится и пообещает молчать. Отпустим мы его или накидаем? Но он не знает ответа. Он не знает, что ему делать.

Мы бежим между деревьями, с каждой секундой приближаясь к Питеру.

Питер принимает решение. Питер останавливается.

Лучше рискнуть сейчас. Чем прятаться неделю, не выходить из дома, а затем получить от нас по роже в школьной уборной.

Мы окружаем его.

— Пожалуйста, — задыхается Питер. — Я никому не скажу.

Я вижу, что Эндрю хочет сделать Питеру больно, как его отец сделал бы больно ему самому. Питер не подчинился. И потому должен быть наказан. Питера следует проучить, чтобы у него пропало желание не подчиняться. Мы все задыхаемся. Нам трудно говорить.

— Вы можете мне доверять, — сопит Питер.

— Можем? — спрашивает Эндрю и делает глубокий вдох. — Можем?