Питер кивает и сглатывает.

У меня такое чувство, словно я сейчас блевану своими кишками. Во рту вкус недавно поставленной пломбы. Голова гудит от пульсирующей крови.

Эндрю зевает, затем делает еще два глубоких вдоха.

Я знаю: чтобы стать Вожаком, мне надо заручиться поддержкой Питера. Если ему сейчас вмазать, он это надолго запомнит. И тогда может предпочесть Эндрю. Питер ненадежный союзник, и его нелегко прищучить. Но если я буду бить его не так сильно, как Эндрю, то он перейдет на мою сторону.

Питер смотрит на меня, затем на Эндрю, затем снова на меня. Он пытается угадать, что мы задумали. Он считает, что мы уже все решили. Я жду, пока Питер отвернется, но Эндрю смотрит на меня. Я киваю. Он видит, что я хочу сказать. Он понимает. И тут же бьет Питера прямо в губы. Питер закрывает лицо руками. Он горбится, как напуганная девчонка, он топчется на месте. Эндрю противно. Он хочет, чтобы Питер ответил. Он почти требует этого. И потому бьет его еще раз. Питер не отвечает. Эндрю дважды прицельно вмазывает Питеру по почкам. Питер падает.

Эндрю так зол, что даже не замечает, что я не участвую в избиении. Зато это замечает Питер. Даже валяясь в грязи, этот изнеженный трус знает, кто его ударил и сколько раз, а кто не ударил.

Эндрю этого не сечет. Он думает, что победил. Но я уже знаю, что теперь все мое. Словно я уже стал Вожаком и приказал Эндрю проучить Питера.

Эндрю сделал то, что мне нужно.

— Встань, — приказывает Эндрю.

Я хочу помочь Питеру подняться. Тактическая ошибка.

— Пусть сам встанет, — говорит Эндрю.

Питеру требуется время. Мимо проходит тетка с дурацкой псиной, злобно смотрит на нас. (Не так она будет пялиться на нас, когда мы спасем ее от вторжения русских. Она будет плакать и повторять: «спасибо-спасибо-спасибо».) Она поняла, что мы бьем Питера, но ничего не сделала. Только посмотрела злобно.

— Я никому не скажу, — повторяет Питер.

Из нас троих только он еще не перевел дух.

— Если скажешь, — говорит Эндрю, — я тебя из-под земли достану и убью.

Он легонько пихает Питера.

— И не пытайся убежать. От меня не убежишь.

— Знаю, — говорит Питер слабым голосом.

Я замечаю, что дождь почти перестал. Над Утесником облака такого же угольного цвета, что и наши школьные куртки. Вдоль Аллеи приближается полоса дождя. Очень драматичный момент.

— Теперь все по-настоящему, — говорит Эндрю. — Я не позволю мелюзге вроде тебя все испортить.

И тут я понимаю, что Питер спекся.

Но у Эндрю хватает ума не позволить мне довести Питера до дома. Мы сопровождаем его оба. Питер молчит. Я посматриваю на него и надеюсь, что дождь смоет следы слез.

Мы наблюдаем, как он входит в дверь.

Мы знаем, что он сделает, как только окажется дома. Он поднимется к себе в спальню, сядет на кровать, выпьет апельсинового сока и будет читать книгу про динозавров.

Мы с Эндрю переглядываемся; наши светлые волосы потемнели от дождя. Мы знаем, о чем думает каждый из нас. Мы читаем мысли друг друга. Мы думаем о мести. Эндрю знает больше фактов и знает их подольше меня, но я вижу глубже и вижу то, что плавает в самой глубине. Эндрю хочет отомстить быстро. Сделать что-нибудь тривиальное. Пожар. А мне хочется идеальной мести. Причем мести, которая сойдет нам с рук. В этом главное отличие между нами.

— До свидания, — говорим мы.

Домой мы бежим каждый своей дорогой. Я спрашиваю себя, что Эндрю замышляет. Я знаю, он тоже спрашивает себя, что замышляю я.

Следующие несколько дней мы встречаемся, но ничего не обсуждаем. Думаем мы только об одном. Каждый из нас думает сам по себе, и все же он не самостоятелен в своих раздумьях.

Нам нравится жить среди взрослых, во взрослом мире. Все остальные учатся в школе.

Некоторые взрослые спрашивают, почему мы не в школе, и, если они при этом возмущенно кривятся, мы выкладываем, почему.

Потому что на прошлой неделе умер наш лучший друг.

Мы не считаем, что предаем Мэтью, дразня его смертью взрослых. Мы знаем, он бы сказал нам, что хочет именно этого, — если бы сумел.

Когда кто-то наконец нарушил молчание, оказалось, что сделал это Питер — к изумлению остальных. Это очень странно. Прежде Питер трусил. И Питер удивляет нас не последний раз.

День не дождливый, но ветреный. Мы приехали на велосипедах к Форту Деревá. Причем мы выбрали путь через Холм, а не по Костыльной улице.

Мы сидим вокруг маленького костра. Сырые ветки трещат и чадят черным дымом.

Питер говорит громко и внятно.

— Я вот думаю, — говорит он. — И еще читаю.

Эндрю уже скучно.

— Книги, — говорит он. — Что можно узнать из книг?

— Что, Питер? — спрашиваю я.

— Вы знаете мою любимую книгу.

Он лезет в ранец

— Про динозавров? — спрашиваю я.

Питер улыбается, он доволен. Но вообще-то мы оба знаем. Просто Эндрю не говорит. В руках Питера появляется книга в синей обложке. Он сохранил даже суперобложку, всю в трещинах. Он хранит ее отдельно, в ящике стола, она сплошь заклеена скотчем. Книгу про динозавров Питер всюду таскает с собой. Даже когда едет на каникулы.

Питер откидывает обложку, и я вижу, что на первой странице перечислены все места, где он побывал: Корнуолл, Девон, Суффолк и снова Корнуолл.

Питер читает название так, словно это самая важная в мире вещь.

— «Смерть динозавров: научное исследование и объяснение» доктора Тедди Шокросса, ЧКГО (член Королевского геофафического общества). С размышлениями об эволюции. Тридцать вклеек

Эндрю говорит:

— Мы всё об этом знаем.

То, что Эндрю называет «помешательством на динозаврах», прошло у него много лет назад. К динозаврам он потерял интерес, как только отец помог ему собрать все карточки из коробок с чайными пакетиками «Пи-Джи-типс».

В младших классах Питеру так хотелось заполучить бронтозавров Эндрю, что он даже поэтому напросился в Команду. (Тогда она еще не называлась Командой.)

— Нет, вы только послушайте, — говорит Питер. Его пальцы ищут нужную страницу. — «Одним из динозавров, хуже всего приспособленных к изменившемуся климату, был бронтозавр. Это крупное, неуклюжее животное, длина которого порой превышала сорок футов, а вес — тридцать тонн, большую часть жизни проводило, наполовину погрузившись в воду. Его любимой средой обитания были болота, весьма распространенные в юрский период. Обладая длинной изогнутой шеей, увенчанной, как у дельфина, дыхалом (на голове), бронтозавр мог при необходимости почти полностью скрываться под водой. Этот прием был особенно удобен, когда требовалось избежать встречи с ужасным тиранозавром (см. следующую главу). Питание бронтозавра состояло в основном из растительной пищи: ползучая водная растительность и листья деревьев, растущих у воды. По некоторым признакам можно предположить, что у бронтозавpa, как и у жирафа, длинная шея возникла для того, чтобы он мог доставать до более высоких листьев и до более глубоких водорослей. Возможно, самой примечательной чертой бронтозавра, помимо необъятных размеров (ни одно животное сходного веса не ходило по земле ни до, ни после), была его непроходимая тупость. Имея тело настоящего титана, он располагал мозгом, размер которого не превышал обычного цыпленка. Кроме того, к его недостаткам следует отнести и рудиментарно развитую нервную систему».