Это общество состояло из «пехоты», которая собиралась по призыву «фискального прокурора, или зеленого фискала». Командиром пехоты избирался тот, который отличался своею представительной внешностью, своими хорошими манерами и честностью. Eго избирало единогласно все общество, и он принимал внушение «Матери шутов». У него был свой двор, как у короля или у владетельного князя; у него были и швейцарцы-телохранители, и конная стража, чиновники для отправления правосудия, чиновники для управления его домашними делами; были у него и канцлер, и обер-шталмейстер, словом, весь свой двор. Лица, назначенные для отправления этих должностей, отличались одно от другого своими различными костюмами. Кроме того, следует заметить, что все решения «Матери шутов» считались вполне законными и приводились в исполнение, кроме тех, которые подвергались кассации со стороны дижонского парламента. Еще до сих пор сохранилась резолюция суда от 6 февраля 1579 года, утверждающая решение «Матери шутов».

Вся организация общества была совершенно военная. У него был штандарт с множеством изображенных на нем голов шутов, в колоннах с золотыми перевязями и с надписью: Stultorum numerus est infinitus («Число глупцов бесконечно»). Кроме штандарта, у «Матери шутов» было трехцветное знамя с двумя огненными лопастями; знамя было красного, зеленого и желтого цветов; такое знамя было почти одинаковой величины со знаменем герцогов Бургундских. Посередине знамени была изображена сидящая в креслах женщина, одетая в трехцветный костюм, состоящий из красного, зеленого и желтого цветов; в руках у нее был шутовской жезл с головою шута; на голове у нее был надет шутовской колпак с двумя рожками, а из-под ее платья выползало множество маленьких шутов в колпаках с рожками.

Когда члены дижонской пехоты собирались для пиршеств, то каждый из них приносил свое блюдо. Пятьдесят телохранителей, избранных из самых богатых ремесленников города, охраняли дверь залы, а когда Мать шутов выходила на улицу, то они сопровождали ее пешком, за исключением полковника, который ехал на лошади.

В разных торжественных случаях все общество проезжало по городу в больших разрисованных колесницах, запряженных в шесть лошадей, покрытых трехцветными попонами. Кучер и форейтор также были одеты в трехцветные ливреи. Эти колесницы проезжали по самым лучшим улицам города. Четыре герольда шли впереди процессии, затем следовал начальник стражи; далее тянулись колесницы и за ними Мать шутов на белом иноходце, предшествуемая двумя герольдами. За нею придворные дамы, затем шесть пажей один за другим, потом двенадцать лакеев, знаменщик, шестьдесят должностных лиц, конюшие, сокольничий, егеря и другие должностные лица. В конце шествия ехали пятьдесят всадников, зеленый фискал и телохранители. Кортеж во время своего шествия останавливался перед домом губернатора, затем перед домом первого президента парламента и, наконец, перед домом мэра; при каждой остановке назначенное лицо должно было продекламировать какое-либо стихотворение.

Если в Дижоне происходило какое-нибудь выдающееся событие – радостное или драматическое – какая-нибудь оригинальная свадьба, мошенничество, убийство, растрата казенных денег, так тотчас на улицах города появлялись расписанные колесницы. Общество со всей пехотой, в полном составе, торжественно направлялось по всем улицам города. Некоторые из лиц, принимавших участие в процессии, наряжались таким образом, чтобы напомнить о том событии, которое накануне взволновало весь город.

Так, например, 1638 году появилась в Дижоне небольшая брошюра, носившая следующее заглавие: «Рассказ о том, что произошло в Дижоне в день благополучного рождения Людовика XIV»; в этой брошюре были следующие подробности: «Дижонская пехота, вследствие продолжительного мира, имела достаточно досуга для подготовления к увеселению публики, явилась в этот день в полном блеске и состояла из четырехсот всадников в масках и в разноцветных костюмах; эти всадники распевали песни по поводу благополучного рождения наследного принца».

Самые важные лица считали для себя большою честью быть принятыми в дижонскую пехоту. Дютильо в заключение своего труда, озаглавленного «Мемуары о празднике шутов, в котором он говорит подробно о Матери шутов», указывает между членами общества на Генриха Бурбонского, принца Конде[126], первого принца крови, принятого в члены общества в 1626 году; затем граф д’Аркур – один из лучших генералов, во время царствования Людовика XIII несколько раз наносивший поражение испанцам и принятый в число членов общества в 1629 году; де Ла Ривьер, епископ и герцог Лангрский; Жан де Ванденесс, бывший управляющий по домашним делам Карла V; впоследствии он удалился в Бургундию, где и умер в преклонных летах.

Если какое-нибудь лицо заявляло желание вступить в члены общества, то зеленый фискал предлагал ему вопросы в рифмованных стихах. Кандидат в члены общества, стоя перед Матерью шутов и перед главнейшими членами общества, отвечал также в стихотворной форме и достаточно обстоятельно; если же он отвечал неудовлетворительно, то его прием в члены общества отлагался. Когда же было решение принять его в члены общества, то ему надевали на голову трехцветный колпак и выдавали патент на пергаменте, писанный буквами трех красок и с печатью также трех цветов. Этот патент был написан в шутовском духе как патент, выданный де Ла Ривьеру, текст которого был следующим:

«Высокопоставленные и досточтимые соучастники дижонской пехоты, питомцы Аполлона и муз, законные дети чтимого отца Веселья, извещаем всем глупцам, архиглупцам, безумным, легкомысленным поэтам по природе, как настоящим, так и будущим, как присутствующим, так и отсутствующим, что высокопоставленный и могущественный владетель де Ла Ривьер, епископ и герцог и пэр Лангрский изъявил желание вступить в число наших веселых и любезных чад дижонской пехоты, мы нашли его способным носить трехцветный колпак и жезл премудрой глупости и даем ему право занять такую должность в нашей среде, которая будет соответствовать его способностям, а также и тем почестям, привилегиям, правам и преимуществам, которые даровало ему Heбo вместе с полною свободою странствовать по всему свету и упражняться в действиях глупостей, уменьшая или увеличивая число этих действий по своей собственной воле, предназначая это для поражения и погибели врагов Франции, и с таковыми мы позволяем ему расплачиваться его собственными руками и таким способом, который он найдет наилучшим; такова воля и желание. Дан в Дижоне…»

Если какой-либо посторонний человек, не принадлежавший к обществу, наносил оскорбление или самому обществу, или какому-либо из его членов; тогда его приводили на суд к Матери шутов и заставляли его выпить несколько стаканов воды или подвергали его какому-либо другому шутливому наказанию, а часто заставляли его платить пеню. Если обвиняемый сопротивлялся такому решению, то телохранители являлись к осужденному на дом, располагались у него и пили и ели в соседнем трактире за счет ослушника.

Дижонская пехота долгое время была в большом почете; она не только справляла свои