Она напирала на меня с таким натиском, словно идея бракосочетания ее отца со Светланой целиком и полностью принадлежала мне. Если учесть, что вся жизнь – спектакль, а мы в ней актеры, то следует признать незаурядность Ивана Васильевича как гениального режиссера. Я заранее предвидел финал этой сцены и поэтому ничуть не был удивлен, когда Виктория все-таки сообщила мне потрясающую новость:

– Этот старый маразматик, по-моему, действительно намерен на ней жениться! – с трудом выдавила она из себя. – Представляешь, эта чертовка смогла обвести его вокруг пальца. Она вертит им как мальчишкой.

– Светлана?

– Кто же еще?! Она читает ему лирические стишки. Поет дифирамбы. Вскружила голову…

– Разве я тебя не предупреждал? – холодно спросил я. – Даже самая высокая зарплата и заманчивые чаевые не заставят юную девушку с утра до ночи прислуживать старому ловеласу.

Я взял Викторию под руку, и мы пошли с ней по лужайке. Она упорно молчала, а я старался ее не тревожить. Я предчувствовал, что она не сможет долго таить в себе обиду и обязательно захочет поделиться со мной скрытыми мыслями и душевной болью. Мне только осталось дождаться того момента, когда она окончательно созреет и пожалуется на взбалмошного отца. Мое терпение и выдержка вскоре были вознаграждены. Виктория заглянула мне в глаза и возмущенно сказала:

– Этот старый осел составил завещание, согласно которому его служанке причитается тридцать процентов от всего наследства. Теперь ты представляешь, как это много?!

– Могу представить, – уклончиво ответил я. – Но это не такая неприятность, которую нельзя пережить. Тебе причитается семьдесят! Говоря юридическим языком, ты получишь основной пакет акций!

– Если бы! – озлобившись, выкрикнула она. – Еще десять процентов он переводит в церковную епархию. На старости лет решил замолить грехи.

– Даже если так, моя дорогая, – рассудительно сказал я, – тебе остается шестьдесят процентов.

– Роман! – возмутилась Виктория. – У меня складывается такое впечатление, что ты меня не слышишь. Можно подумать, что я разговариваю с непрошибаемой стеной. Мне тоже достанется тридцать процентов. Ровно столько же получит эта пигалица!

В эту минуту я действительно был удивлен, но не стал ее убеждать, что у меня не так уж и плохо с математикой. Не настолько мудреные цифры, чтобы можно было в них запутаться. Мне приходилось решать математические задачки с более сложными уравнениями.

– Ты представляешь, Ромчик! – продолжала возмущаться Виктория. – Мой дорогой папаша сравнил меня с этой дешевой потаскушкой! Он забыл, что я его родная дочь. Он втоптал меня в грязь. Смешал с кучей навоза.

– Я не касался этой темы, дорогая, только ради того, чтобы не вмешиваться в твои отношения с Иваном Васильевичем, – спокойным голосом ответил я. – Но коли ты сама завела этот разговор, то хотя бы объясни, куда… Вернее, кому будут принадлежать еще тридцать процентов?

– Отец не дал определенного ответа. Я тоже пыталась это выяснить, но все мои старания были напрасны.

– И все-таки он, наверное, хоть что-то сказал?

– Он постоянно твердил, что пока это останется его маленькой тайной. Я смогу узнать об этом после его смерти.

– Поистине мудрое решение! – ухмыльнулся я. – Тогда уже будет поздно корректировать завещание. После его смерти ты ничего не сможешь ни исправить, ни опротестовать.

– С того злопамятного дня, когда произошла таинственная гибель нашего теленка, мой папаша помешался на инопланетянах. Я опасаюсь, что он составил завещание в пользу какой-нибудь шарашкиной конторы. Перечислит деньги обществу шарлатанов, якобы занимающихся изучением паранормальных явлений. Ему повсюду мерещатся летающие тарелки и длинные зеленые гуманоиды с огромной головой и большими круглыми глазами.

– Но ведь это всего лишь предположения, – возразил я.

– Однако факт остается фактом. Существует кто-то третий. Человек или целая корпорация! Таинственные претенденты на наследство, скрывающиеся под маской неизвестности, пугают меня гораздо сильнее, чем его порочные отношения со служанкой.

– Неужели он не понимает, что она ухаживает за ним лишь ради денег? – спросил я. – По-моему, Иван Васильевич не может рассчитывать на ответную и бескорыстную любовь!

– Здесь не может быть и речи о чем-то светлом и чистом. Отец, может, и любит ее по-настоящему, – сказала Виктория, – но Светлана однозначно преследует меркантильные интересы. Я готова разорвать ее в клочья!

– Зачем же так жестоко? – ухмыльнулся я. – Эта девушка заменяет ему мать, сестру, жену и дочь…

– Еще и любовницу! – вспылила Виктория.

– Ну, не сказал бы… – засомневался я. – Глядя на Ивана Васильевича невозможно представить его в роли пылкого любовника. Его больные ноги…

– В постели они не нужны!

Я невольно повел бровью. Ее логика была безупречной.

– Ты представляешь, – все с тем же негодованием произнесла Виктория, – она даже ничуть не смущается. По-моему, у нее нет ни капли совести. Она глядит на меня наглыми бесстыжими глазами.

Меня так и подмывало сказать Вике, что Светлана, несмотря на юный возраст, – ее будущая мачеха, но у меня не было желания заводить ее еще больше. Я даже скрыл от Виктории, что несколько минут провел с ней в беседке и затем видел, как Светлана спешила на свидание к молодому человеку. Впрочем, должен признать, что насчет свидания мои предположения могли быть ошибочными. Я мог крупно оплошать. У меня не было гарантии того, что этот молодой человек не окажется ее близким или каким-нибудь дальним родственником.

– Если говорить начистоту, то Светланка неплохая девушка! – откровенно подметил я. – Не вижу ничего предосудительного в том, если Иван Васильевич на ней женится. Во всяком случае, как я тебе уже неоднократно говорил, ты будешь знать, что твой отец находится под присмотром.

– Они не могут быть счастливы!

– Почему?

– Огромная разница в возрасте.

– Ну, дорогая, – возразил я, – это вообще не помеха. – Универсальному мастеру кинематографа Чарльзу Спенсеру Чаплину было далеко за пятьдесят, когда он познакомился с начинающей восемнадцатилетней актрисой Уной О’Нил. Она стала его четвертой женой и была младше своего супруга на тридцать семь лет. К тому же, заметь, она родила восьмого ребенка, когда знаменитому комику исполнилось семьдесят два года.

– Что ты хочешь этим сказать? – возмутилась Виктория. – Ты на что намекаешь? Моему отцу уже исполнилось семьдесят лет! Да и нашел с кем сравнивать. Он далеко не Чарльз Чаплин.

– Но комик еще тот! Хотя седина в бороду – бес в ребро! – задумчиво произнес я. – Если тебя не убеждает этот всемирно известный англичанин, то могу привести в пример представителей нашего высшего общества. Но, если говорить откровенно, то я сам уверен, что это излишне. Смею тебя заверить, моя дорогая, ты можешь быть спокойна на этот счет. Служанка твоего отца не решится ждать наследства на протяжении нескольких лет. По-моему, она неспособна принести себя в жертву…