– Двигательные функции будут восстанавливаться постепенно, – проговорила медсестра. – Теперь нужно только время, уход и терпение.

Папа нас узнал, только сказать ничего не смог – вместо слов у него получились какие-то мычания. Я же снова едва сдержала рыдания, когда обнимала его и целовала в ставшую вдруг морщинистой сильнее обычного здоровую щеку. Мама не последовала моему примеру, а чинно опустилась на стул возле кровати, брезгливо оглядывая палату. Кроме папы тут было еще четыре койки, на которых лежали мужчины явно здоровее него.

– Бомжатник какой-то, – скривилась и пробормотала мама.

Я же посмотрела на нее так, что продолжать ей резко перехотелось. Неужели даже сейчас она не может держать свое мнение при себе?!

Посидев немного возле отца, я отправилась в ординаторскую, где на мое счастье нашла лечащего врача. Из разговора с ним узнала, что в больнице папу продержат еще не меньше двадцати дней, что все эти дни за ним кто-то должен ухаживать. Еще я узнала, сколько стоит поместить папу в отдельную палату. Дорого, но не заоблачно, в конце концов, у родителей должны быть сбережения. Сразу же договорилась о переводе папы в отдельную палату и первую неделю оплатила из собственных средств. Врач обещал, что через час папу перевезут.

– Мам, ты же останешься с папой? – тихонько спросила я маму, так чтобы не услышал папа. Да и он на наше счастье задремал – медсестра сказала, что пока ему колют успокоительные.

– Я?! Я не могу! Мне нужно в магазин…

– Мам, в какой магазин? – посмотрела я на нее, как на ненормальную. – Папе нужен уход.

– Ну вот ты и оставайся, – вскочила она со стула. – Ты молодая, и сил у тебя побольше. А я… не могу.

В первый момент я так опешила, что даже не сразу сообразила, что мама направилась на выход. Догнала ее уже в больничном коридоре.

– Ты куда? – схватила за руку.

– Я же сказала, мне нужно в магазин! – вырвала она руку и зло посмотрела на меня.

И в этот момент я отчетливо поняла, что помощи от мамы ждать не нужно, что не будет она ухаживать за отцом. Дай бог, чтобы хоть изредка навещала его. Как же паршиво мне стало от этой мысли и как обидно за отца – не заслужил он такого отношения от женщины, которую практически носил на руках, пока был здоров и полон сил.

В палату я вернулась одна и набрала номер телефона Савелия, вспомнив, что он все еще ждет нас, должно быть.

– Я останусь тут, – сообщила я.

– Надолго? – деловито поинтересовался он.

– Не знаю точно, но скорее всего и на ночь тоже.

– Ладно. Я тогда сейчас отъеду. Вернусь в обед. Жди меня, Златовласка.

Через час папу перевели в отдельную палату – совсем крохотную, где помещались только кровать, холодильник, тумба и узкая кушетка, видимо, для ухаживающего. Все это было расставлено вдоль стен, и оставался еще пятачок не больше метра по центру палаты. Запах стерильности смешался с духотой, и первым делом я распахнула окно, чтобы прогнать спертость. Пропитанный влагой воздух ворвался в палату, и сразу же стало легче дышать.

Папа спал. Я же сходила себе за кофе из автомата, устроилась с ногами на кушетке и принялась думать. Было о чем, но мысли все казались мне мрачными, даже беспросветными. А так думать не хотелось. Все наладится. Обязательно! Папа поправится, нужно только время. Мне же нужно будет съездить за более удобными вещами, чтобы остаться тут на ночь. И еще я должна серьезно поговорить с мамой – не может она не понимать, насколько нужна сейчас папе.

Время текло медленно, и к тому моменту, когда дверь в палату тихонько приоткрылась и показалась голова Савелия, я уже успела известись от безделья. Один раз мою скуку развеяла медсестра, что пришла поставить папе капельницу. Он так и не проснулся, а я с медсестрой перекинулась парой ничего незначащих фраз.

Я сделала Савелию знак, чтобы подождал меня в коридоре – вдвоем нам в этой палате точно будет тесно.

– Ты обедала? – спросил он, как только я вышла.

– Нет еще.

С полчаса назад кухарка развозила по палатам обед и мне предложила взять порцию отца, но я отказалась – как-то больничной еды мне не хотелось. Да и аппетита особо не было. Чувствовала себя больной и слабой. Одно радовало, что Савелий уже выглядел совершенно здоровым. И я была благодарна ему за поддержку. Так странно, что порой помощь приходит совсем не оттуда, откуда ждешь ее. А те, на кого рассчитываешь, отворачиваются от тебя в самый неподходящий момент. Да и для этого нет подходящих моментов, как ни крути.

– Пойдем в буфет, я тут видел один на первом этаже, – предложил Савелий.

Если честно, то согласилась я сразу и не потому что хотела есть, а чтобы хоть немного развеяться. Зашла только в сестринскую, предупредить, что отлучусь ненадолго.

Буфет оказался настоящей столовой – с раздаточной и подносами. Точь-в-точь, как наша, студенческая столовка. И очередь из голодных такая же, как у нас в институте. Еще и Катя позвонила, когда мы с Савелием медленно двигались в очереди.

– Привет! Ты куда пропала? Все утро не могла до тебя дозвониться. Как насчет того, чтобы сегодня я нечаянно нагрянула в гости к Савушке? – затараторила подруга.

Я глянула и убедилась, что от нее у меня аж десять пропущенных вызовов. Ну правильно, телефон-то я перевела в беззвучный режим, чтобы не нарушал тишину в палате. И именно в это время Катя до меня и пыталась дозвониться. Да еще и по какому поводу! Вспомнился наш тогдашний разговор с ней – сейчас все это казалось таким далеким и неправдоподобным.

– Кать, мне сейчас неудобно разговаривать. Я перезвоню тебе.

– А ты где? Не возле своего болезного что ли? – в голосе ее послышалась усмешка.

– Нет. Я перезвоню.

Не хотелось сейчас никому и ничего рассказывать и меньше всего Кате. Да и Савелий все слышал, хоть и старательно делал вид, что рассматривает лысину впереди стоящего мужика. Красивая такая, блестящая лысина – аж смешно стало.

Когда нам, наконец-то, удалось добраться до еды, я взяла себе салат и пирожок с картошкой. Савелий пытался уговорить меня на что-то более сытное, но я отказалась – это бы впихнуть в себя. Он же заставил свой поднос под завязку – щи из кислой капусты, макароны с тефтельками, салат, компот и солидная горка хлеба. Где-то я слышала, что мужчина должен есть много. Савелий был тому прямым подтверждением. И мысль эта тоже вызывала улыбку. Снова я подумала о том, что рядом с ним мне спокойно, и даже несчастье, произошедшее с отцом, не кажется таким страшным.

– Тенор скучает по тебе, – заявил вдруг Савелий, не успели мы устроиться за столом возле окна с видом на больничный двор (кстати, довольно живописный – с цветущими плодовыми деревьями повсюду и лавочками между ними).

– Уже? – невольно рассмеялась я, и на губах Савелия тут же появилась улыбка. – Скажешь тоже!

Парадокс! Этот мужчина умудряется веселить меня даже в самый мрачный жизненный период. Как у него это получается? Да уже глядя на его серьезное лицо, когда говорит откровенные глупости, хочется улыбаться. И за это я ему тоже благодарна!