– Как же они угнали? – спросил Корыто.

– А очень просто. Так просто, что проще и быть не может. Является к нему представитель губернского Исполкома и с ним сорок молодых людей. Показывает бумагу. Написано, что приказано, мол, для теснейшей смычки рабочей и крестьянской молодежи дать этим сорока молодцам урок верховой езды по всем правилам. Никому ничего этакого и в голову не приходило. У нас, сами знаете, всяко бывает… Ведь и девок из женотделов стрельбе обучали. Приказал командир поседлать сорок лошадей посмирнее, назначил командира эскадрона для обучения, старшину дал в придачу, они все, болваны, пешие были. Потом вывели лошадей. Комсомольцы эти самые вид показывают, что боятся. Представитель Губисполкома взял лошадь и говорит: «Я им пример покажу». Сел… Посадили и комсомольцев. Только сели, как хватят в карьер в ворота! Только их и видали. Ищи-свищи. Полк по тревоге, понятное дело, собрали, бросили в погоню. А там, кругом Борисова, леса, болота… Въехали в лес, а их оттуда залпами приняли. Пятнадцать человек не досчитались. Вот оно как! Приехали назад, глядят, а во всех эскадронах по койкам журнал «Русская правда» разложен.

– Это и мы на прошлой неделе получили, – сказал Смидин.

– Как так?

– Да очень просто. Приходит в штаб человек и приносит пачку газет. Обращается к дежурному переписчику: доложите, мол, адъютанту. Я выхожу. Вижу, человек, по виду рабочий, дает мне сверток и говорит: «Вот, гражданин, нашел я пачку подле казарм. Думал, что путное, а вижу, самая пакостная белогвардейщина. Дозвольте сдать». Я имя-фамилию его записал. Поблагодарил.

– Отпустили? – спросил Медяник.

– Еще руб целковый награды дал.

– Ду-рак, – вырвалось у Медяника.

Смидин сделал вид, что не слышал.

– А вы? – сказал Медяник, обращаясь к Выжве.

– Я в местное ГПУ отослал. Такая гадость… Прямо читать невозможно. А написано, надо сказать, забористо. Все, знаете, монархисты работают.

– Писали мне, – чтобы отвести разговор подальше, тактично начал Выржиковский, – в Ленинграде в Райселькредсоюзе получают из порта машины, а в ящике «Русская Правда».

– То же, мне говорили, и в Гомзах, и в Рудмсталторге делается, – сказал Выжва.

– Да… От нее, стало быть, – простодушно заметил Корыто, – никуда не укроешься, от Русской-то Правды.

Медяник только махнул на него рукою: дурак, мол, что с него спрашивать.

– После смерти товарища Дзержинского, – сказал он, – распустили эту белогвардейскую сволочь.

– Знаете, Сруль Соломонович, плюньте вы на это дело. Волноваться не стоит, давайте перейдем к существенному. Попробуйте-ка новое наше изобретение. Называется «Рыковка по-красноармейски», – с красным перцем внутри. Вы посмотрите: огнем горит.

– Под баклажаны бы по-гречески оно, точно, не плохо, – сказал деловитым тоном Корыто.

Забулькала красноватая жидкость, налились стаканчики. Выпили, крякнули, закусили по началу солеными груздями.

– Товарищи, прошу расстегнуться, – предложил Выжва.

Смидин встал и пошел в его кабинет писать приказ об охране пути для товарища комиссара Полозова.

Пили больше молча, обмениваясь лишь короткими фразами. За окнами выла вьюга, потрясала железными листами крыши, и за ее воем в комнате казалось странно тихо.

Выржиковскии, полулежа на широком, рваном, крытом серой материей диване, тренькал на гитаре и мурлыкал старые цыганские романсы.

Гитара звенела, подражая звону бубенцов.

– А не хотел бы я, товарищи, – прервал он пение, – лететь в такую погоду на аэроплане.

– Оно, Иван Дмитриевич, и в автомобиле-то замерзнешь, – сказал, икая, Выжва.

– Очень даже просто, – подтвердил Корыто. – У нас в Тмутараканском полку раз часовой чуть не замерз. Хорошо, тогда порядок был. Все под рукой. Спиртом оттерли. Тоже такая вьюга была.

– Вы, Иван Дмитриевич, – сказал Выжва, – говорили в карауле, чтобы часовых у магазина чаще сменяли?

– Сами знают, – потянулся Выржиковский и опять замурлыкал под гитару:

– Я этот романс помню еще, как Настасья Дмитриевна Вяльцева пела. Манера у ней была.

Он пропел два куплета и замолчал. Страшною за окном казалась ночь. Водка не разгоняла темных мыслей. От нее и от жарко натопленной голландки с потрескавшимися и пожелтевшими плитками кафелей было нестерпимо жарко. Выжва предложил открыть форточку. Вернувшийся из его кабинета Смидин поднял простую, синего коленкора штору с кривым железным прутом и открыл форточку в двойном окне. Вьюга то налетала порывами, гремя железом и завывая между трубами, то внезапно стихала, и тогда казалась зловещей вдруг наступавшая тишина. Вдали монотонно шумел громадный бор, Борисова Грива. От лампы шел свет, и было видно в нем, как крутились, сверкая, большие, блестящие снежинки.

Вдруг в наступившей тишине отчетливо и близко со стороны леса и фуражных складов раздался крик филина.

«Аха-ха-ха-ха-о-о-о», – словно звонко, рассмеялся кто-то. Ему ответил другой, подальше, точно из самой чащи, потом опять очень близко.

– Вы слышите? – сказал тревожно Выржиковский. Но ничего не было слышно. Опять выла и стучала железом вьюга.

– А что? – спросил Выжва.

– Как будто филин кричал.

– Полноте, Иван Дмитриевич. Какого черта филин будет кричать в такую-то бурю, – сказал Корыто. – Да еще зимой. Филины кричат в хорошую, теплую, летнюю ночь… Я сколько лет живу в здешних казармах, а никогда никаких филинов тут и в помине не было.

– Но я слыхал, – уже нерешительно сказал Выржиковский.

– Это вам показалось, товарищ, – сказал Медяник.

Он уютно уселся с ногами на тахту рядом с Выжвой и чувствовал себя прекрасно. Ему казалось, что он и сам «настоящий офицер», какие были в царское время, и находится среди «настоящих офицеров». «Вот жаль только, что погон нет. А то еще лучше бы эполеты, густые, с бахромой из золотой канители». Он самодовольно покосился на золотые звезды на рукаве, улыбнулся, поежился и сказал сытым изнеженным голосом:

– Закройте-ка форточку, товарищ начштаба. А то опять товарищу Выржиковскому что-нибудь начнет мерещиться.

Выржиковский отошел от окна, сел за стол и налил себе большую рюмку водки.

– Вот, – сказал он, – Сруль Соломонович, да и вы, товарищ комполка, вы ни во что не верите в сверхъестественное. А между тем все-таки что-то есть. А если есть что-то, хотя бесконечно малая величина какого-то неизвестного икса, то уже можно найти, отыскать, исследовать уже и более крупные величины. Да вот хотя бы такой случай…