В распределении дня старались все-таки соблюдать такой же порядок, как был раньше. В восемь часов утра выходил на полковой двор командир 1-го отделения очередной роты с нечищенным сигнальным рожком и сипло играл сигнал «приступить к занятиям», точно пастух сзывал коров на деревне. Из казарм выходили люди в шинелях с косыми красными нашивками, в фуражках с красными звездами на тулье.

Начиналось ученье.

Корыто стоял в углу двора. Когда он смотрел на двор, на подслеповатые, забитые досками лишние флигеля, он думал:

«Нет, не то… Какой же это полк?.. Это не Тмутараканцы лихие. Рвань какая-то…» Закроет глаза и картины старого замелькают в уме.

«– Делай… два, – тянет кто-то звонко, ну совсем, как поручик Разгонов… Крепко бьют, щелкают у сараев выстрелы уменьшенным зарядом. Подле Корыта молодой командир взвода учит красноармейцев отвечать на приветствие: “здравствуйте”, без разделения на слога. Бодро звучит его голос:

– Отвечайте, будто члену Революционного Военного Совета Союза. Здравствуйте, товарищи стрелки!

– Здра… – рявкнуло человек тридцать, и Корыто вспомнил, как так отвечали когда-то в Киевском округе при генерале Драгомирове, который тоже не любил, чтобы рубили на слоги.

– Спасибо, товарищи красноармейцы!

– Служим трудовому народу! – четко отбивал взвод».

Да все было как будто и то же, как в Тмутараканском полку, только много хуже.

Корыто открыл глаза. Был теплый ноябрьский день. Низко нависли над лесами темные тучи. Грозили снегом.

Через двор озабоченною рысью, придерживая болтавшуюся шашку, бежал начальник полкового штаба Смидин. Он был без шинели. За борт мундира были заложены бумаги.

– К командиру, что ль? – бодро крикнул ему Корыто.

– Эге, – ответил Смидин.

– А где он?

– В девятой… На словесной учебе.

Корыто направился к флигелю, где помещался третий батальон.

После холода и свежести двора неприятно пахнуло жилым теплом, запахом печеного хлеба, капусты и нечистот.

Корыто покрутил носом.

«Да, – подумал он, – того при полковнике Ядринцеве не бывало». Вспомнил давно испорченные водопроводы, которые все никак не могли наладить. Не было специалистов.

Он открыл скрипучую на блоке дверь. В большом помещении было душно и парно. Сквозь запотелые стекла тускло лился свет темного ноябрьского дня.

Командир полка, Михаил Антонович Выжва, плотный кряжистый человек лет сорока, с бритым лицом, где было оставлено два маленьких пучка волос под ноздрями, из рабочих-металлистов, отличившийся в Гражданскую войну и выдвинутый на командирский пост его товарищем по слесарной мастерской Ворошиловым, в запрокинутой на затылок фуражке со звездой и в расшитой знаками командирского достоинства шинели, стоял у первого взвода и слушал, как молодой красный командир, «краском» Свиридов, обучал красноармейцев. Сбоку командира полка стоял политический комиссар, Сруль Соломонович Медяник, а за ним начальник полкового штаба и ротный старшина.

Давясь от волнения, весь красный, стрелок, красноармеец Каминский, смущенный таким скоплением начальства, путаясь и заикаясь, отвечал Свиридову. Остальные люди взвода сидели на койках, деревянно положив руки на колени, и тупо глядели на командира полка.

Корыто посмотрел на них и подумал: «Ну, совсем как и прежде в Тмутараканском полку. Бывало, и меня так-то Зборилов, – он тогда поручиком был в учебной команде, – жучил… Аж до седьмого пота догонял. “Скажи мне, Корыто, что есть присяга”. А я ему: “Присяга есть клятва перед Богом и перед святым Его Евангелием” – как сейчас слова помню…» Корыто испуганно покосился на командира, точно тот мог прочесть его мысли. Мысли эти были контрреволюционные.

– Ну-с, скажите мне, товарищ Каминский, – говорил изысканно вежливо Свиридов, – слова красной присяги, торжественного обещания, которое вы приносите трудовому народу. Вот на днях под красным знаменем вы будете присягать. И я вас учил, и мой помощник, товарищ Посекин, и ваш командир отделения, Артеменко, с вами протверживали эти знаменательные слова. Так повторите их мне.

Каминский обшлагом длинной серо-зеленой рубахи стер пот со лба, тупо уставился на Свиридова и начал скороговоркой:

– Я, сын трудового народа, гражданин со… со… со… – Тут у него совершенно заело. Лицо стало багровым. Даже слезы выступили на глазах.

– Ну что же вы?.. Союза Советских… – подсказал Свиридов.

– Союза свецких сици… си… ли… сти… – ей-Богу, не выговорю, товарищ командир взвода…

– Да вы не смущайтесь, товарищ красноармеец… Ну, если уж вам так трудно сказать: «гражданин Союза Советских Социалистических Республик, принимаю на себя звание воина рабочей и крестьянской армии», тогда скажите просто: «гражданин России…», «Русский гражданин…» Это же вам понятно?.. Ведь вы же русский?..

– Так точно, товарищ командир… Россия, это очень даже понятно… – с облегчением выпалил Каминский.

– Ну так и говорите: гражданин России…

– Товарищ командир взвода! – раздался визгливый голос комиссара Медяника. – Пожалуйте сюда!

Свиридов торопливо пробрался между красноармейцев взвода и вытянулся перед комиссаром.

– К-как вы учите?.. – захлебываясь слюною и взвизгивая, кричал весь покрасневший Медяник. – Ч-чему в-вы уч-чите? То есть эт-то же таки безобразие! Я вам задам, черт бы вашу матушку побрал, Россию!.. Ком-полка! Михаил Антонович, я вас попрошу, знаете, обратить внимание на товарища командира Свиридова… Откуда он у вас взялся?..

Свиридов с бледным лицом стоял против Медяника. У него трясся подбородок и дрожали пальцы, вытянутые вдоль шаровар. Медяник внимательно посмотрел на него и, быстро повернувшись, пошел по казарме. За ним двинулась его свита.

– Ну что вы, Сруль Соломонович, – примирительно заговорил Выжва. – Охота вам из-за пустяков волноваться. Он просто хотел помочь красноармейцу понять смысл присяги.

Медяник, пыхтя, через плечо обернулся к начальнику полкового штаба.

– Товарищ Смидин. Какого происхождения краском Свиридов?

– Самого пролетарского, товарищ комиссар, – вытягиваясь, подбираясь на ходу и прикладывая руку к фуражке, быстро ответил Смидин. – Незаконный сын ленинградской прачки. Окончил Ленинградскую пехотную школу комсостава имени товарища Склянского.

– Что же? – насмешливо проговорил Медяник. – Или там живут традиции Пажеского Его Величества корпуса? Какую он Россию еще выдумал?.. Надо будет написать командиру школы. Какими идеями питают они курсантов!.. Это-таки удивительно: Россия! Откуда взялась Россия?.. Нет никакой России. Вот так, – обратился он к Выжве, – вот так они все и учат. У них все Россия на уме… Я и у вас, – снова повернулся он к Смидину, – видел… Карта висит и написано: дорожная карта Российской Империи.