Очнулась Белинда тоже в темноте. Тело ее безотчетно стремилось вновь обрести бесчувствие сна, но мысли возвращались и терзали ее, словно цепкие, безжалостные пальцы, пока она не застонала. Этот едва уловимый звук тут же услышала опрятная маленькая женщина, сидевшая в углу со штопкой, – ее проворные пальцы ловко орудовали иглой при свете очага. Женщина бросила рукоделие и поспешила к кровати, всматриваясь в осунувшееся, измученное лицо девушки. Ну вот она и пришла в чувство. Замечательно.

Белинда медленно открыла глаза. Она глядела на склонившееся над ней добродушное лицо и не узнавала его. Прежде чем она успела что-то сказать, на губах старушки появилась довольная улыбка.

– Вот и славно, детка. Теперь совсем другое дело. Только ничего не говорите и, ради Бога, не пытайтесь сесть. Я сейчас принесу вам бульон и кусочек хлеба. Мы вас быстро поставим на ноги.

Белинда услышала, как негромко щелкнула притворенная дверь и уже в следующее мгновение, как ей показалось, со скрипом открылась вновь. Старушка подошла к ней с серебряным подносом. Аппетитный аромат горячего бульона защекотал ноздри, и внезапно боль и усталость уступили место волчьему аппетиту, такому, что ей хотелось выхватить дымящуюся чашку из рук женщины и осушить одним глотком. Но у Белинды даже не хватило сил оторвать голову от мягкой подушки. Женщина, поставив поднос на стол у изголовья кровати, слегка приподняла подушки, так чтобы она могла полусидеть в постели. А потом медленно, осторожно, начала поить Белинду.

Это было восхитительно. Наваристый мясной бульон тек по горлу, согревая пустой желудок. Женщина молча протягивала ей кусочки хлеба, смоченные в бульоне, Белинда жадно их проглатывала, и глаза ее пощипывало от слез – таким блаженством стала для нее эта бесхитростная трапеза. Съев все, до последней крошки, до последней капли, она протяжно вздохнула и, повернув голову, слабо улыбнулась своей благодетельнице:

– С-спасибо.

– Молчите, детка, не надо меня благодарить. Ухаживать за такой хорошенькой крошкой, как вы, одно удовольствие. Хозяин принес вас домой изголодавшуюся, полуживую. Бедняжка! Как представлю, что вам пришлось пережить, меня прямо-таки в дрожь бросает.

– Кто… вы?

– Меня зовут миссис Гэвин. Я экономка. Ну а теперь хватит изводить себя разными мыслями. Попробуйте снова заснуть, а потом…

Кто-то решительно постучал в тяжелую дубовую дверь, и женщина вздрогнула.

– Кто там? – окликнула она.

Вместо ответа дверь распахнулась, и на пороге появился Джастин Гардинг. Его могучие руки были скрещены на груди. Взъерошенные черные волосы в беспорядке падали на нахмуренный лоб.

– Но, господин Гардинг, вы ведь не станете расстраивать бедную детку, ведь она только пришла в себя! Поймите, у нее снова начнется жар. Ей нужно…

– Довольно, миссис Гэвин. – Ледяной тон Джастина положил конец пререканиям.

Взглянув на его суровое лицо, миссис Гэвин поджала губы и поспешно удалилась из комнаты, прихватив с собой пустой поднос. Джастин даже не удостоил ее взглядом. Не сводя глаз с Белинды, он медленно прикрыл дверь и двинулся к ее кровати величавой походкой пантеры.

При виде Джастина в памяти у девушки всплыло то, что случилось в переулке. Это просто чудо, что он наткнулся на нее здесь, в Бостоне. Белинда не знала, как развивались события, но одно было ясно: когда она лишилась чувств, Джастин отбил ее у констеблей и принес сюда, в уютную, тихую комнату с потрескивающим камином. Но почему он так сердится? Почему смотрит так, словно хочет ее задушить?

– Джастин, почему ты здесь? Как я сюда попала? У меня в голове так все перепуталось. За что ты на меня сердишься?

Его серые глаза грозно сощурились.

– Я думал, что между нами уговор, Белинда. Ты дала мне обещание.

Что-то в его голосе испугало ее. Белинда старалась собраться с мыслями. Обещание? Какое обещание? Вспомнив, она подняла на него глаза:

– Д-да, я говорила тебе, что подожду неделю, прежде чем покинуть Сейлем. Но, Джастин, ты не знаешь…

– Неужели? – Он презрительно скривил губы. – Ты сбежала, не прождав и дня… Ты вообще не собиралась дожидаться моего возвращения, не так ли? – Его руки, опущенные вдоль туловища, сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели. – Не так ли, забияка? – повторил он жестко.

Белинда невольно отпрянула, пораженная свирепостью его лица и голоса.

– Нет, конечно, – слабо прошептала она. – Больше всего на свете мне хотелось тебя увидеть снова.

Он насмешливо хмыкнул:

– Поэтому ты ударилась в бега уже на следующий день, не задумываясь о том, где и как я стану тебя искать, если ты покинешь деревню Сейлем? И как, по-твоему, мы должны были встретиться, любовь моя? По волшебству?

Тут Белинда, хотя и совершенно обессилевшая, почувствовала приступ гнева. Отбросив со лба золотисто-рыжие локоны, она выпрямилась на кровати и посмотрела на него в упор.

– Если бы ты дал мне возможность объясниться, то понял бы, почему я не могла тебя ждать. Мне пришлось немедленно оставить Сейлем!

– Да, именно так ты предпочла поступить. – Его серые глаза холодно мерцали. – Лишь по чистому совпадению я наткнулся на тебя сегодня, когда тебя сцапали эти констебли. Возможно, – продолжал он неторопливо, безжалостно, – тебе пошло бы на пользу, если бы я позволил тебя увести.

Пунцовые пятна выступили на щеках Белинды, а глаза ее бешено засверкали.

– Ты просто невыносим! Как… Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Я не заслужила твоих упреков, Джастин! Я была вынуждена покинуть Сейлем – у меня не было другого выхода! И после всего, что мне пришлось пережить…

– Всего, что тебе пришлось пережить! – Джастин стиснул зубы, чтобы не взорваться, не дать воли своему гневу. Его могучее тело вздрагивало от еле сдерживаемой ярости.

Как объяснить Белинде, что последние десять часов он дожидался ее пробуждения, снова и снова рисуя в уме страшные испытания, которым она себя подвергла и после которых могла уже не оправиться? Эти часы беспомощного ожидания, на протяжении которых ее организм боролся с истощением и лихорадкой, стали для Джастина сущим адом, пыткой более мучительной, чем любое из испытаний, выпадавших когда-либо на его долю. Он был потрясен, измотан и как никогда прежде боялся потерять ее.

Когда миссис Гэвин наконец объявила, что Белинда пришла в себя, чувство облегчения нахлынуло, словно огромная, мощная волна, но к нему почти тотчас же примешалась дикая ярость. Проклятие, эта девчонка чуть не погубила себя! Она, черт бы ее побрал, рвет ему сердце на части! Джастин не знал, на кого зол сильнее – на нее или на себя.

Теперь, видя ее на кровати, с бледным лицом, матово поблескивающим при свете каминного пламени, такую хрупкую, такую прекрасную – даже с царапинами, кровоподтеками, со спутанными, грязными волосами, – Джастин испытывал противоречивые чувства. Ему хотелось заключить ее в объятия, осыпать поцелуями и никогда, никогда больше не отпускать – и в то же самое время хотелось ее ударить. Глупая, нетерпеливая девчонка, которая своим безрассудством ставит под угрозу собственную жизнь и сводит его с ума. Как можно быть такой сумасбродной? Негодование его росло, по мере того как он осознавал, насколько легко мог ее потерять, как мало для нее значили его советы или собственные обещания.