Во-первых, потому что все, что есть, любит и ищет подобия с Богом. А подобие (similitudo) – есть некое единство, единство неких вещей.

Во-вторых, в едином нет ни горя, ни боли, ни муки, нет даже страдания (passibilitas) и смерти.

В-третьих, в понятии единого как единицы есть все; ведь всякая величина есть единица и едина в едином и при едином.

В-четвертых, поскольку и власть, и мудрость, и божественность как таковую, и даже бытие любят только в той мере, в какой они соединяются (unitur) с нами и мы с ними.

В-пятых, поскольку истинно любящий не в состоянии любить кого-то, кроме одного, из предпосылки «Бог един» следует: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим». Несомненно, любящий хочет, чтобы тот, кого он всецело любит, был только один.

В-шестых, поскольку любящий хочет соединиться с объектом любви, чего он не может, если тот не один. Кроме того, Бог позволяет соединиться с Ним только потому, что Он един. Далее, именно потому, что Он един, Он, если нужно, может соединять все, и соединять это и с Собой, и в Себе.

В-седьмых, поскольку «единое» означает «неотделимое от всего», следовательно, в самом понятии «нераздельность» или «единство» содержится вся полнота бытия.

В-восьмых, заметь, что единое само по себе становится целостностью и совершенством, потому что у него нет недостатка ни в чем.

В-девятых, заметь, что единое по своей сущности становится бытием как таковым или же сущностью, и сущностью, которая едина. Ведь и сущность (essentia) всегда едина, и добавляется единение (unio), и тогда возможно со-единение – на почве единства.

Вдобавок к этому нужно отметить, что тому, кто воистину любит Бога как Единого и по причине единства и соединения, не важно, насколько велико Божие всемогущество или мудрость, так как единое дает больше и становится бо́льшим. Не думает он и о благе в обычном его понимании, отчасти потому, что оно касается внешнего и скрывается в вещах, отчасти потому, что оно основывается на более «тесной» связи (adhaesio): «А мне благо приближаться к Богу!» (Пс. 72, 28).

В-десятых, заметь, что Единое выше, важнее и проще, нежели само благо, и что оно ближе и к бытию, и к Богу; или, лучше: то, что по названию «едино», может быть на самом деле «со-единым» – как бытие как таковое.

В-одиннадцатых, Бог потому преизбыточно богат, что Он един. Именно в силу того, что Он един, Он – Первый и Наивысший. Вот почему Единое погружается во все и во всякое, всегда оставаясь единым и даруя единство отдельному. Вот почему шесть – не дважды три, но шесть раз по одному.

«Итак, слушай, Израиль, твой Бог – единый Бог». Заметь, что единое, или Одно, выступает здесь и как нечто, присущее чему-то, и как нечто, единое с чем-то, – лишь с разумом (intellectus). О материальных формах существования сразу же можно сказать, одно они или нет, так как их множество, пусть даже составных по форме и материи. А нематериальные формы существования, то есть мысленные, – не одно: или потому, что их сущность – не быть, или, еще чаще, потому, что они существуют не мысля. Следовательно, они состоят из бытия и сущности, или же из бытия и мысли. Отсюда следует, что «Твой Бог – единый Бог» есть и такой смысл в словах: Бог Израиля – видящий Бог, Бог видящих, Бог, Который мыслит и постижим только в мысли, Бог, Который всецело есть мыслящий ум.

Deus unus est. Примечательно, что это может пониматься двояко. Во-первых, так: «Есть единый Бог». Ведь именно потому, что Он един, Ему подобает быть, то есть потому, что Он – Свое собственное бытие, что Он – чистое бытие, что Он – бытие всего сущего. Во-вторых, так: «Твой Бог – один Бог», означая то, что ничто иное не есть истинно Единое. Ибо ничто из сотворенного не есть чистый и всецело мыслящий ум, ведь в таком случае оно не могло бы быть тварным. Так что я про любую вещь спрашиваю, есть ли в ней мыслящий ум или работа мысли. Если их нет, тогда ясно: то, чему недостает разума, не есть Бог или первопричина всего, что направлено на определенные цели. Если же в вещи есть мыслящий ум, я смотрю, есть ли в ней что-то еще, кроме мысли. Если ничего прочего нет, сразу становится ясно, что она есть простое Единое и, кроме того, нетварна, первична и т. д., что она – Бог. Но если в ней есть что-то еще, кроме мысли, тогда ясно, что она составная и не является всецело простым Единым.

Следовательно, становится очевидным, что один Бог в собственном смысле есть и что Он – мыслящий ум или мышление, и что Он – только мышление, без примеси чего-либо другого, и что Он – совершенно прост. Потому только Бог, мысля, придает вещам бытие: ибо в Нем одном бытие – это мышление. А из этого следует также, что ничто, кроме Него, не может быть чистым мышлением. Напротив, будь у всего иного некое бытие, отличное от мышления, оно – отчасти потому, что мысль есть нечто нетварное, отчасти потому, что «первое из тварного есть бытие» – не было бы тварью.

В дополнение к предыдущему заметь, что всего, что проистекает из единого или одного, как, например, сходство, подобие, отражение, отношение и тому подобное, в обычном и собственном смысле нет – оно скорее в Боге и в божественном. Посему Августин говорит: «Теперь же отчетливо видится само истинное подобие или сходство и истинное и первое Единое – и не телесными очами или иным каким-то чувством такого рода, но умом». Причина: во-первых, потому, что они сопутствуют Единому, а оно, как сказано, свойственно Богу. Во-вторых, потому, что все вещи такого рода суть «одно во многом», нечто, чего, в свою очередь, никогда и нигде нет, за исключением разума, где оно не «есть», но мыслится. Следовательно, там, где существование не является самим процессом мышления, там нет и подобия. В-третьих, потому, что две величины, подобны ли они или только похожи, не могут быть ни самим подобием, ни самой похожестью, и так со всем остальным. В-четвертых, потому, что нигде в мире нет как двух одинаковых величин, так и двух явлений, во всем совпадающих друг с другом. Случись так, они перестали бы быть двумя или бы иначе определялись. В-пятых, потому, что везде, за исключением разума, всегда есть и проявляется различность, отклонение от формы и тому подобное. «Но Ты – тот же»… (Пс. 101, 28). Тождество и есть Единое.

Из того, что здесь сказано, можно понять и уразуметь, каким образом «соединяющийся с Господом есть один дух (spiritus) (с Господом)» (ср. 1Кор. 6, 17). Мыслящий ум (intellectus) свойственен Богу, а Бог един. Следовательно, всякое простое содержит столько Бога и Единого и настолько едино с Богом, насколько у него мыслящего ума или мыслительной энергии. Ибо единый Бог есть разум, а разум есть единый Бог.

Почему Бог никогда и нигде, помимо разума, не есть Бог.

Августин говорит в «Исповеди»: «Там, где я нахожу истину, там я нахожу своего Господа, саму Истину». Возноситься к разуму, подчиняться ему означает соединяться с Богом. Соединяться, быть единым, означает становиться единым с Богом. Ибо Бог един. Все, бытующее вне разума, помимо разума, есть тварь, есть тварное, есть «другое» по отношению к Богу, есть не Бог. Ведь в Боге нет другого (non est aliud).