— О Роберто?

— Да.

— Что вы хотите знать?

— Что за человек он был? Какие шутки любил? Какого рода работу выполнял для компании? Что-то в этом роде.

И хотя его собственные вопросы показались Брунетти сумбурными и малопонятными, Маурицио ничуть не удивился.

— Он был… — начал Лоренцони, — как бы это лучше выразиться… недалекий.

Маурицио замолчал. Интересно, какие еще эвфемизмы он подберет для описания своего кузена, подумал Брунетти.

— Он был полезен для компании: когда нужно было представить una bella figura, вы меня понимаете? Так вот, дядя всегда посылал его для представления наших интересов.

— На переговорах? — спросил Брунетти.

— О, что вы, нет, — поспешно отозвался Маурицио, — Роберто лучше удавалась неофициальная часть: отвести клиента в ресторан или показать ему город…

— А еще он чем-нибудь занимался?

Лоренцони задумался.

— Мой дядя часто поручал ему отвезти куда-нибудь важные документы; если возникала необходимость срочно доставить контракт, дядя, не раздумывая, поручал это Роберто.

— И потом задерживался там на несколько дней?

— Да, иногда, — подтвердил Маурицио.

— А университет он посещал?

— Да, он числился на экономическом факультете.

— Где?

— Здесь, в Ка'Фоскари.

— Сколько лет он проучился?

— Три года.

— И сколько же экзаменов он сдал?

Если Маурицио и знал правду, то говорить об этом он явно не собирался. Мало того, вопрос, по всей видимости, задел его за живое.

— Ничего об этом не знаю, — сухо ответил он.

Брунетти показалось, что его последний вопрос разом разрушил тот хрупкий мостик взаимопонимания, установившийся между ними после того, как Маурицио признался в том, как он перетрусил.

— Никак не пойму, зачем вам все это нужно? — резко спросил он.

— Пытаюсь понять, каким человеком был ваш брат, — без тени лукавства ответил Брунетти.

— А зачем? Теперь, когда прошло столько времени?

Брунетти пожал плечами:

— Я и сам не знаю, будет ли это в конечном счете иметь какое-то значение. Но коль скоро я собираюсь провести с вашим братом несколько ближайших месяцев, мне хотелось бы узнать о нем как можно больше.

— Несколько месяцев? — удивленно переспросил Лоренцони. — Вы хотите сказать, что следствие по делу о похищении моего брата будет возобновлено?

— Да. Только речь идет уже не о похищении. Речь идет об убийстве.

Лоренцони содрогнулся, но ничего не сказал.

— Что еще вы могли бы о нем рассказать? Подумайте, может, еще что-нибудь, что могло бы нам как-то помочь?

Лоренцони покачал головой и, повернувшись к ним спиной, медленно поплелся к широким ступеням, ведущим к парадному входу виллы.

— Может, вы заметили что-то странное в его поведении накануне его исчезновения? — прокричал ему вдогонку Брунетти.

Лоренцони снова покачал головой, но вдруг остановился и повернулся лицом к Брунетти.

— Мне показалось тогда… Что он был нездоров.

— Почему вы так решили?

— Он все время был какой-то вялый; говорил, что плохо себя чувствует. По-моему, у него были какие-то проблемы с кишечником, диарея, кажется. Да и выглядел он так, будто потерял несколько килограммов.

— А что еще он вам говорил о своем самочувствии?

— Больше ничего. Надо признать, последние несколько лет мы с Роберто были не очень-то близки.

— С тех пор, как вы начали работать в компании у дяди?

Ледяной взгляд, которым окатил его Лоренцони, был полон гнева и негодования.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что мне кажется вполне естественным, что Роберто дулся на вас из-за того, что вы принимали активное участие в делах компании; особенно если дядя ценил ваши заслуги, доверял вам, прислушивался к вашему мнению.

Брунетти ждал, что Маурицио как-то отреагирует на это, но тот в очередной раз удивил его: оставив его слова без внимания, он молча повернулся и начал медленно подниматься по широким ступеням. Глядя в его удаляющуюся спину, Брунетти прокричал:

— Вы по крайней мере можете назвать мне кого-нибудь, с кем я мог бы о нем поговорить?

Стоя на верхней ступеньке, Маурицио ответил:

— Нет. Никто его больше не знал. Никто вам не сможет помочь. — И, повернувшись к ним спиной, Маурицио вошел в дом и закрыл за собой дверь.

Следующий день был воскресеньем, и Брунетти решил отвлечься от Лоренцони и провести выходной дома, в кругу семьи. Все вернулось на круги своя только в понедельник, когда он пришел на заупокойную мессу: ритуал сколь торжественный, столь же и унылый. Мессу служили в церкви Сан-Сальвадор, которая была расположена у площади Сан-Бартоломео, в двух шагах от Риальто, и поэтому дни напролет была наводнена туристами; сегодняшний день не был исключением, невзирая на мессу. Брунетти, сидя на задней скамье, краем уха слышал их перешептывание и негромкие реплики, которыми они обменивались по поводу того, с какого места лучше снимать «Благовещение» Тициана или гробницу Катерины Корнаро.[27]Но во время заупокойной службы? А что, ничего страшного, если они не будут шуметь и пользоваться вспышками.

Священник, не обращая на туристов никакого внимания, продолжал отправлять этот древний, веками складывающийся обряд, говоря о том, что все на земле — суета, все тленно и скоропреходяще; и как печально должно быть родителям расставаться с этим рабом Божиим, покинувшим мир в столь юном возрасте. Но они, равно как и все мы, должны утешаться мыслями о том, какие радости Бог приготовил любящим Его и соблюдающим Его заповеди. А потому мы должны оставить пристрастие к земной суете и очистить души наши от страстей и стремиться к вечному соединению с Богом, помня о том, что душа наша — Божие дыхание, от Бога произошла, к Богу и должна возвратиться. Ибо Бог есть Отец наш Небесный во Христе, а Христос есть любовь, Источник живота нашего и наш Спаситель.

Только раз негромкая проповедь священника была прервана: где-то у входа с грохотом упал стул, а затем послышалось восклицание, прозвучавшее явно не по-итальянски.

Но, несмотря на этот инцидент, ритуал не был нарушен: все продолжалось в своем обычном порядке. Взяв в руки свечи, священник вместе со служками начал ходить вокруг гроба, нараспев читая слова заупокойной молитвы и окропляя гроб священной водой. Брунетти задумался, а отдает ли кто-нибудь из присутствующих здесь, в церкви, себе отчет в том, что лежит под крышкой гроба красного дерева с изящной декоративной резьбой. Ведь никто, по сути дела, так и не видел останков; опознание состоялось только благодаря рентгеновским снимкам и золотому кольцу с фамильным гербом Лоренцони, увидев которое граф Лудовико, по словам комиссара Иво Барзана, не смог удержаться от рыданий. Да и сам Брунетти, досконально изучивший отчет о результатах судебно-медицинской экспертизы, понятия не имел, какая часть останков, бывших когда-то Роберто Лоренцони, покоилась сейчас здесь, в гробу, перед алтарем. Прожить всего двадцать один год и почти ничего после себя не оставить! Не считая убитых горем родителей, подружку, которая уже выскочила замуж и успела родить ребенка, да кузена, который, не теряя времени даром, вошел в роль наследника. А от Роберто, сына Отца Небесного, равно как и земного, осталось так мало! Да он был типичным представителем своего класса, испорченным баловнем судьбы, сынком богатых родителей, бездельником, от которого ничего не требовали и еще меньше ожидали. Теперь же он, а точнее — кучка белых костей и усохшей плоти, лежал здесь, в этом деревянном ящике, и даже полицейский, по долгу службы призванный найти его убийцу, не мог сказать, что сильно скорбит по поводу его безвременной кончины.