Игравшие поблизости детишки дружно заголосили и убежали, наверное посчитав моррона ожившим мертвецом, выбравшимся из могилы. Впрочем, их страхи были напрасными, поскольку в сказках покойные оживают лишь по ночам, да и до кладбища было довольно далеко. Не обнаружив поблизости никого, кроме уже ретировавшейся с визгом детворы, Штелер поднялся в полный рост, стряхнул с себя землю, насколько это было возможно, и огляделся, пытаясь сориентироваться на давно позабытой местности и хотя бы приблизительно определить, где же он находится.

Как ни странно, задача оказалась довольно простой. Вокруг заброшенной землянки, откуда он так эффектно появился, разбив трухлявую дверь, простирался пустырь, заросший травой и заполненный всякой убогой всячиной, которая не могла пригодиться в хозяйстве даже нищенствующим беднякам. На западе и на севере гордо возвышалась крепостная стена, на юге виднелся большой водоем, с которого ветер приносил неприятные запахи стоялой воды, тины и гниения. Городская окраина начиналась на востоке, именно там, шагах в ста – ста пятидесяти портили вид крошечные приземистые хибарки, а за ними уже находились строения, которые можно было назвать домами. Примерно в миле к юго-востоку от места «появления на свет» моррона виднелась очень приметная, ярко-красная крыша со шпилями и развевающимися на них флагами. Это было здание Главной Городской Управы, расположенное в квартале Виндра. Из всего этого барон заключил, что прополз под землею около трех с половиной миль и сейчас находится на западной городской пустоши, чуть севернее знаменитого «гнилухиного» пруда, снискавшего свое название более двухсот лет назад, когда в Вендерфорте еще водились большие банды разбойников. Во время одной из облав стражники загнали в воду и потопили более полусотни злодеев. Потом мертвые тела вытащили на берег баграми, но, наверное, не все, поскольку с тех пор в пруду перестала водиться рыба, а в окрестностях водоема воцарился устойчивый запах гниения.

Результаты беглой рекогносцировки местности не только не обрадовали, но и крайне удивили бывшего офицера. Он не мог поверить, что проделал под землей такой длинный путь за такое краткое время, да и в детстве ему много раз говорили ныне покойные родственники, что тайный подземный проход ведет в квартал Виндра и выходит на поверхность в парке одного из домов. Штелер не мог напутать, что-что, а это воспоминание детства крепко засело у него в голове. Выходит, затворник чуть-чуть поиграл с пространством и временем, каким-то неизвестным науке образом удлинив проход и сократив время перемещения по нему моррона. Как бы там ни было, какими бы знаниями колдун ни воспользовался, а это оказалось весьма на руку барону.

Аугуст и представить не мог, что бы вышло, если бы он, ободранный, с ног до головы перепачканный землей и еще какой-то зеленоватой пакостью, выбрался бы на поверхность днем, в парке, по которому мирно прогуливались бы отдыхавшие парочки состоятельных горожан. Здесь же, на пустыре, его появление напугало лишь оборванцев-детишек, которым и в голову-то не придет звать стражу, а если и придет, то какой же дурак на этот зов явится и кто примет всерьез детский лепет про вылезающих из-под земли мертвецов?

Что ни говори, а пробираться к своему временному пристанищу по пустырю было гораздо безопасней и удобней, нежели по задворкам оживленного городского района. Судя по положению солнца на небосклоне, вечер только начинался и в квартале Виндра было сейчас не протолкнуться от спешивших по домам клерков и только начинающих свой вечерний променад благородных бездельников: богатых купцов, гордо именовавших себя «коммерсантами», и членов их степенных семейств, знатных и не очень родовитых дворян и, конечно же, высших городских чиновников, спешивших в ресторации и увеселительные заведения, чтобы в непринужденной обстановке за крылышком индюшки под бокал прекрасного вина и созерцание пластичных извиваний полуодетых девиц решить между собой самые важные служебные вопросы. Кому сколько дозволено своровать, каким образом облагородить акт присвоения казенных средств и кто в случае неблагоприятного стечения обстоятельств станет козлом отпущения?

Хоть путь с окраины до гостиного двора, в котором остановился Штелер, был чуток длиннее, но зато через пустырь можно было идти не таясь и не прячась, а следовательно, добраться до бутылки свежего вина и до бадьи с горячей водою гораздо быстрее, чем из состоятельного квартала. В данный момент быстрым армейским шагом направившегося на юго-восток барона тревожило совсем иное. Если снискавший славу колдуна ученый муж знал способ изменять пространство и время, то возникал вполне резонный вопрос: «А какой сегодня, собственно, день?» Моррон представления не имел, как долго продлилось его пребывание под отеческим кровом, бегство по тоннелю и последующий сон: чуть долее двенадцати часов или несколько суток? Если последнее, то Штелер вновь стал нищим, ведь он заплатил за комнату всего за два дня. Или новый постоялец, или гостиничная прислуга, которая будет приводить комнату в порядок, непременно обнаружит припрятанный под кроватью мешок с золотом. Виновного в краже можно будет быстро найти, а вот наказать и вернуть свое добро, увы, не представлялось легким делом.

Успешно добравшись до зловонного пруда и, зажав ладонью нос, обходя его стороной, Штелер вышел к покосившимся, едва не разваливающимся хибарам бедняков. Здесь его появление осталось почти незамеченным, поскольку счастливые обитатели этого места целиком сконцентрировались на мутном и пахнущем ничуть не лучше воды из пруда содержимом грязных стаканов, а те, кому еще не улыбнулась удача разжиться выпивкой, рыскали по городу в поисках сердобольных горожан, желающих поделиться с попрошайками мелочью. Зато, как только барон покинул трущобы и добрался до квартала Рэбара, к его персоне был проявлен недюжинный интерес. Одни почтенные горожане лишь косились на него с презрением, другие шарахались в стороны, боясь, что пьянчужка из числа опустившихся до бродяжничества дворян начнет выклянчивать деньги и затеет ссору, а то и того хуже – запачкает грязными лапищами их одежды.

Наверное, окажись барон на месте горожан, он и сам бы предпочел обойти благородного грязнулю стороной, поэтому не особо и злился, когда за его спиной раздавались смешки и нелестные реплики, а из открытых окон домов ему на голову лились помои и летели объедки. Люди есть люди, и их природу не изменить: простолюдины низко склоняли головы перед дворянами, но стоило лишь человеку благородного происхождения хлебнуть нищеты, как он становился всеобщим посмешищем. Впрочем, не все прохожие питали к быстро шагавшему по улице моррону одинаковые чувства, в сердце одного молодого человека вид ободранного замарашки вызвал не презрение, а лютую ненависть.

До спасительного гостиного двора оставалось каких-то двести-триста шагов, когда за спиной у чувствующего себя уже в безопасности моррона раздался душераздирающий, истошный крик захлебывающегося слюной и рвущего голосовые связки юнца: «Это он… ОН! Стража, на помощь! Убийца барона!» Штелер сразу даже и не понял, что взбудораживший и напугавший всю улочку пискливый крикун имеет в виду именно его, но когда моррон глянул через плечо, то, грязно выругавшись, быстро прибавил шагу, то есть, попросту говоря, перешел на бег. Чуть ли не бьющийся в истерике и что есть мочи зовущий служителей порядка юноша оказался не кем иным, как одним из участников лесного происшествия.