Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Штуки" падали почти вертикально с неба, как разъяренные черные вороны, ныряющие за остатками пищи, двигаясь с такой скоростью, что тяжелая 85-миллиметровая пушка не могла их выследить. Их крики баньши напугали Юлию не меньше, чем удары бомб. Тем временем более тяжелые бомбардировщики, шеренга за шеренгой, гудели над городом.
Мгновение спустя бомбы вывалились из фюзеляжа и падали все быстрее и быстрее по мере того, как гравитация брала верх. Этот массированный бросок взрывчатки к Земле был таким же ошеломляющим, как вой "стуков" в начале дня, но сейчас Юлия думала только о самолетах в поле зрения, об их высоте и курсе и о том, что нужно сделать, чтобы поразить их.
Она была пятнышком неповиновения, как бегающий таракан в развалинах самого свирепого воздушного нападения, которое когда-либо видела Родина.
Мария, между тем, была теперь не более чем человеческой машиной, повторяющей ту же самую процедуру, поднимая снаряды, передаваемые по линии, снова и снова. Поначалу страх придавал ей сил, но по мере того, как она привыкала к страху, она становилась уязвимой перед истощением. Еще позже она почувствовала, что отделилась от своего тела. Ее мысли были где-то далеко, в то время как мышцы и суставы спины, рук и ног кричали от боли; усталость исчезла, и сама смерть с таким же успехом могла быть другим состоянием души.
С каждым часом воздух становился все более насыщенным дымом и пылью. Девочки повязали платки вокруг рта и носа, чтобы было легче дышать. Они были покрыты потом и грязью, пока не стали похожи на шахтеров глубоко под землей. В короткие промежутки между волнами бомбардировщиков им давали пить воду и есть ломоть черного хлеба. Только когда они останавливались, чтобы съесть эти скудные припасы, они замечали, как пересохли их рты или как голод царапал их пустые желудки.
Их офицером был младший лейтенант, молодой человек по фамилии Морисов, который был едва старше их. Он подбадривал экипажи, находившиеся под его командованием, когда орудия стреляли в хорошем, быстром темпе, и выкрикивал ругательства, когда они ослабевали. В какой-то момент после полудня он достал бутылку водки, чтобы они все выпили, и таблетки стимулятора, которые он обещал дать им свежую энергию и мужество.
Таблетки подействовали. Когда началась следующая атака, девушки двинулись в путь с удвоенной решимостью. Все было быстрее, начиная с перемещения ствола и заканчивая транспортировкой снарядов. Затем они увидели новую опасность: немецкие истребители, целый рой, отрывались от своего строя и неслись на них.
•••
Пилоты истребителей ненавидели наземные операции. Земля была их врагом: нырять к ней было противно всем их инстинктам. Там, наверху, они могли уворачиваться, плести и прясть, чтобы выпутаться из неприятностей. Но наземная атака требовала постоянного курса к цели, никогда не уклоняясь от натиска орудий внизу, все они были направлены в их сторону.
Эскадрилье Герхарда было приказано охранять бомбардировщики, которые они сопровождали. Опасности с воздуха не было: несмотря на все его предупреждения, в небе над Сталинградом по-прежнему не было ни одного русского самолета. Однако внизу многие зенитные батареи пережили атаки "стуков", и их прицел с каждым днем становился все лучше. Один бомбардировщик за другим падали с неба. Его долг был ясен.
Его эскадрилья летела над промышленным районом к северу от города. Он увидел скопление орудий, сосредоточенных по периметру одного из гигантских заводских комплексов. Воздух над ними был густ от черных помпонов разрывающихся снарядов.
Герхард сказал в рацию: "Приготовиться к наземной атаке. Цели - огневые точки у завода, два часа ночи, низко. Атака в полетах по четыре, построение левого эшелона.”
Двенадцать самолетов выстроились в три диагональные линии, в каждой из которых командир находился в верхнем правом углу.
- Готов?- Спросил Герхард. Он выждал меньше пяти секунд, чтобы получить положительный ответ, а затем выкрикнул крик немецкого охотника: “Хоридо!- и резко накренился вправо, отрываясь от других самолетов и пикируя к пылающему аду Сталинграда.
"Мессершмитты" падали с высоты почти пяти тысяч метров, пока не заскребли по крышам самых высоких зданий Сталинграда. Затем Герхард распрямился, сориентировался по разбитому бомбами силуэту фабрики, немного скорректировал курс и помчался к орудиям.
Под своими крыльями он видел разрушения, нанесенные бомбардировщиками: городской пейзаж с кратерами, полыми зданиями и забитыми дорогами. Каждый кратер обеспечит солдату место для укрытия. Мимо промелькнула еще одна, поменьше, фабрика, построенная, должно быть, из стекла и стали. Стекла там больше не было, но стальные колонны, балки, стойки и оконные рамы лежали на огромном пространстве искореженного, искореженного, переплетенного металла.
"Ни один человек не сможет перелезть через эти развалины", - подумал он. Ни один танк не смог бы пробиться сквозь них. Воронки и разрушенные здания были подобны штурмовому полю, в пределах которого любое количество защитников могло укрыться.
Боже мой, а что, если мы не уничтожили Сталинград? Что, если мы сделали его неприступным?
Герхард уже почти добрался до батареи. Пушки были опущены так, что стреляли прямо по приближающимся истребителям, как пушки стреляют по атакующей кавалерии. Он был достаточно близко, чтобы видеть их экипажи. Это были женщины.
Пилоты люфтваффе уже давно привыкли атаковать русские самолеты, управляемые женщинами-пилотами и артиллеристами. Но это не мешало им находить это отвратительным и неестественным. Все инстинкты подсказывали им, что война-это мужское дело, что роль женщины-создавать жизнь, а не отнимать ее. Но у русского фронта не было времени на сантименты. Это была жестокая, неумолимая бойня, где каждый был либо мясником, либо мясником.
Герхард стиснул зубы и отбросил сомнения. Его самолет был вооружен тремя пушками MG / FF, стреляющими фугасными 20-миллиметровыми снарядами, которые могли разорвать вражеский самолет на части. Стационарные зенитные орудия и их незащищенные экипажи были гораздо более легкой мишенью. Герхард нажал на спусковой крючок и увидел, как три линии взрывных ударов ударились о землю перед ним, словно швейные иглы, вонзающиеся в ткань, направляясь прямо к ближайшему орудию.
•••
Девушки кричали, но Юлия не слышала их из-за грохота немецких орудий и рева авиационных моторов так близко над головой, что ей казалось, будто она может дотянуться до животов истребителей, которые сеяли такой хаос на огневых позициях.
Она увидела девушку, разорванную надвое, ее ноги были оторваны от туловища силой пуль. Еще один был поднят и отброшен к стене в пяти
