Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шафран боролась с волной гнева, поднимающейся в ней. Теперь ей не будет никакого проку терять самообладание. “Уверен, что смогу, сэр. У меня есть все необходимые навыки работы в полевых условиях.”
- Хорошо, тогда представь, что мы едем на поезде, скажем, из Левена в Антверпен. Я вхожу в купе и, увидев хорошенькую девушку, естественно сажусь напротив нее. На мне форма гауптштурмфюрера СС или капитана. Я начинаю разговор с вами, говоря по-фламандски. Вряд ли вы откажетесь поговорить со мной. Я говорю: "у меня есть отпуск на пару дней, и я хотел бы пойти куда-нибудь действительно особенным, подальше от проторенных путей. Что вы посоветуете?”
“Пожалуйста, будьте так добры, дайте мне ваш ответ на этот вопрос, описав где-нибудь в Северной Бельгии, на разговорном фламандском языке, с фамильярностью человека, который знает и любит это место.”
Шафран открыла рот, поняла, что не может придумать, что сказать, и задумалась еще немного.
“Вы, кажется, озадачены, Мисс . . . ?”
Эймис говорил по-фламандски. Он сделал паузу, как сделал бы мужчина, ожидающий, что женщина назовет свое имя.
- Кор . . .- Шафран начала не подумав, сбитая с толку тем, что сказал Эймис, и тем, что он делал.
- Простите, я не расслышал вас правильно. Ты сказала - Кор . . . что-то такое?- Спросил Эймис.
Шафран ломала голову в поисках голландского или фламандского имени. - Корпман, - сказала она, хотя ближе всего к этому она слышала доктора Купмана, который ухаживал за больными девочками в ее школе в Йоханнесбурге.
“Итак, Мевроу Корпман, не сочтете ли вы за дерзость, если я спрошу ваше имя?”
Эймис придал этой, казалось бы, вежливой просьбе оттенок угрозы, который неизбежно содержался в любом вопросе офицера СС.
- Ева, - ответила она.
- Ну что ж, Ева Корпман, меня зовут Эберхард Мизель, хотя друзья зовут меня Харди. И я понимаю, что был очень груб. Вы собирались сообщить мне о предстоящем отпуске и о том, где я его проведу. Пожалуйста, продолжайте . . .”
Шафран покачала головой. “Я не могу”, - сказала она, в немного больше чем шепот. Вся ее уверенность исчезла, как будто ее никогда и не было.
“Не беспокойся, - ответил Эймис, на этот раз по-английски. - Тот факт, что ты не смогла, никак не отражается на тебе. Это просто доказательство твоей единственной слабости. Ты все еще не можешь думать, как молодая африканерка, не говоря уже о бельгийке. Твой фламандский язык компетентен, но не совсем свободен. Тебе нужно проводить больше времени с бельгийцами, разговаривать с ними, узнавать об их стране, узнавать, что делает их особенными.”
“Как я могу это сделать, сэр, если не поеду в Бельгию?”
- Все просто, моя дорогая . . . Бельгия придет к тебе.”
Шафран вопросительно посмотрела на него.
“Я все продумал и знаю, как привести тебя в боевую форму.”
- А вы, сэр?- Спросила Шафран, чувствуя первые отдаленные проблески надежды. “О, мне бы этого очень хотелось.”
Он открыл черную лакированную пачку сигарет на столе, достал одну, закурил и затянулся, прежде чем продолжить. “Я предлагаю тебе присоединиться к моим сотрудникам в секции "Т". Тогда я назначу тебя своим связным с изгнанной бельгийской общиной в Лондоне. Отправляйся на Итон-сквер. Бельгийское правительство в изгнании поселилось там. Если подумать, разве у тебя самой нет места в этой части мира?”
- Да, сэр, Чешем-корт. Это не расстояние.”
“Отлично. Ты обнаружишь, что, как и большинство правительств во всем мире, они раздираемы спорами, соперничеством и мелкой завистью. Они все противостояли друг другу, когда у них была Бельгия, чтобы управлять, а теперь у них нет даже этого, чтобы отвлечь их. Ничего, я уверен, что они объединятся в своем восхищении вами, и чем больше Бейкер-стрит сможет войти в контакт с различными режимами, которые обосновались в Лондоне, тем лучше для нас. Конечно, весь смысл упражнения в том, чтобы ты всегда говорилп по-фламандски, если только ты не имеешь дело с кем-то, кто настаивает на том, чтобы говорить по-французски.”
“Я с удовольствием говорю по-фламандски весь день, сэр, но у меня есть только немного школьного французского.”
“Ну, это только начало. Я уверен, что ты быстро поднимешь его, как только тебе это понадобится. Я думаю, что вы найдете эту работу интересной, а опыт бельгийской жизни бесценным. Познакомься с ними как с людьми, Шафран. Почувствуй мелочи их жизни: что они любят есть, их любимую музыку, книги, которые они читают, истории, которые они рассказывают.”
“А места, которые они порекомендовали бы для отпуска на выходные?”
- Особенно они, - сказал Эймис с улыбкой. “И есть еще кое-что, что ты можешь сделать, - добавил он, гася сигарету.
- Да, сэр?”
“Мы ведем то, что можно было бы назвать интенсивными политическими дебатами с бельгийцами, и в особенности с их парнями из Surete de l'état.”
“Это служба Государственной Безопасности, не так ли?- Спросила Шафран.
“Именно. Дело в том, что они начинают нервничать из-за работы, которую мы там делаем.”
- Неужели, сэр? Я думал, что все идет хорошо.”
- О, это так . . . с нашей точки зрения. Мы пустили под откос поезда, подорвали несколько немецких самолетов, взорвали железнодорожные пути, грузовики, Электрические станции, даже убили старшего офицера гестапо и нескольких его бельгийских коллег. Вот в чем проблема.”
“Я не совсем понимаю вас, сэр. Конечно, бельгийцы должны быть довольны, что мы наносим ответный удар по людям, оккупирующим их страну.”
“Это разумное предположение, Кортни, но, боюсь, не совсем верное. Бельгийцы плохо представляют себе нашу деятельность и настаивают на том, чтобы иметь право одобрять и, если они сочтут нужным, накладывать вето на любые наши операции. Они делают один разумный вывод, который заключается в том, что их народ страдает, если немцы проводят репрессии за наши операции. Но я не думаю, что это главная проблема для них. Две вещи, которые их волнуют, это, во-первых, то, что они не могут смириться с потерей лица, видя нас во главе всего, и, во-вторых, что они не хотят, чтобы какой-либо ущерб был нанесен бельгийской промышленности, или транспорту, или почти всему остальному.- Он поднял брови. -
