Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот в широкие ворота с одного конца барака они все входят, идут и идут, а барак длиннейший, и с другой его стороны – выход в газовую камеру. Через такой короткий тоннель из пластиковых секций. Разгружалась камера после акции с другой стороны, через раздвижные створки.
Крематорий был в полумиле, туда вел транспортер. Надо же было материал утилизировать. Нет, дыма почти не было, форсунки под высоким давлением, кислородный поддув, так что никаких этих шлейфов копоти через все небо. Да нам бы с грязной технологией разрешение на эксплуатацию не дали, экологические нормы, зеленые съедят.
Глава 10
Сон разума
Дух Рембрандта притворился духом Франсиско Гойи и рисует призрак картины:
Большой-большой зал. Над крышей – огромная Звезда Давида. А в самом зале стоят круглые столы, и за ними сидят знаменитые евреи.
За одним столом сидит Йоахим Ганс, первый еврей в Америке, еще с 1584 года, Элиас Легард, Соломон Франко и прочие пионеры-ветераны XVI–XVII веков. За другим – бойцы Революции: Фрэнсис Сальвадор, Хаим Соломон, Дэвид Фрэнкс там, и Мордехай Шефтол читает им письмо от Джорджа Вашингтона:
«Пусть дети Авраамовы, поселившиеся на нашей земле, приумножат свои заслуги и смогут насладиться доброжелательностью остальных жителей. Все должны жить спокойно под своей виноградной лозой и смоковницей и не должно быть никого, кто заставит людей бояться».
Соседний же столик блещет эполетами на мундирах: девяткой генералов Гражданской Войны дирижирует Фредерик Нефкер.
Здесь собрались звезды первой величины, но у нас не хватит времени даже поздороваться со всеми, поэтому перейдем в центр зала, сияющий избранными суперзвездами.
Вот Леви Штраус со своими джинсами, его современники конгрессмен Левин и сенатор Юли, вот троица финансистов братья Леманы… нет, мы еще не дошли до центра.
О – дамский кружок: Эмма Лазарус, ненавидящая ее анархистка Эмма Голдман и самая умная из них – Айн Рэнд. И совсем близко – когорта конструкторов смерти мира: ядерщики Силард, Оппенгеймер, фон Нейман, Теллер. Эйнштейн норовит отодвинуться, держится наособицу. Заметив нас, показывает язык.
Здесь – мечтатель, идеалист Жан Фреско, у другой стены – неостановимый изобретатель Реймонд Курцвейл, придает себе доброе выражение старый индюк Сорос и резвятся компьютерные мальчики Цукерберг, Брин и свита из Кремниевой Долины.
Мы чуть не пропустили Ноама Хомски – удивительный случай, когда лингвист становится мыслителем, все мысли закручены налево; у евреев это бывает.
…А за окнами люди в черных комбинезонах, со штурмовыми винтовками в руках, проходят нескончаемой колонной под знаменами «Смерть Америке!». И древко каждого знамени венчает, вместо орла, могендовид.
И сидящие в зале яростно спорят, как это вышло, и есть ли доля их вины в Катастрофе; и доля их труда, их пота и крови, преданности и жертв – перевесит ли она долю вины?
– А нас за что?..
– Каждый отвечает за всех.
– Даже за тех, с кем не согласен? Почему?
– Потому что тех, кто пришел за платой, не интересует твое согласие. Хватит и того, что ты с несогласными одной крови. Судьба народа – это цена крови, а не цена веры.
– Такова история. Каждый еврей отвечает за всех.
В зале распахиваются все двери, черные фигуры с винтовками занимают проходы, и железный голос командует:
– Все на выход! Руки за голову!
Эпилог
Глава 11
Гангстер и провокатор
Записка в уголовном деле:
«Саул, отмени сегодня встречу на 13-й Ист. Ребята сказали, что могут быть неприятности. Профсоюз договорился с бандой. Нам нужно собрать тебе большую охрану».
Показания свидетеля в полиции:
– Он уже собрался входить в клуб, как вдруг его схватили двое и кинули в машину, а еще двое с револьверами держали народ. И увезли. Позвонили в полицию, но куда там.
Что рассказал в кибуце Кфар ха-Хореш его житель, старик Ротштайн:
– Голландец Шульц, он ведь страшно гордился своей внешностью. Такой статный голубоглазый блондин. Он потому и носил всякую дешевку, считая, что его внешность не нуждается в модных тряпках. Скупой был, кстати, страшно, это все знали. За пять центов убьет. Никакие ирландцы не решались ему дорогу переходить.
Он был старше Алински лет на семь. Но никакого Алински он знать не знал до поры до времени. Пока Алински не полез со своей пропагандой на предприятия и в профсоюзы, которые Шульц курировал. Ну, или рэкетировал. Или покровительствовал им. По-разному сказать можно.
Отменили сухой закон, буттлегерство кончилось, ребята стали искать другие бизнесы. Ну, подгребали под себя и профсоюзы в том числе.
Прокурор Томас Дьюи, знаменитейший, кто помнит, цепной пес Закона, арестовывал Шульца без счета, и трижды доводил до суда. Блондин Шульц выскальзывал! А мне дали двадцать три года, выпустили через девятнадцать, и я сюда приехал, но это вы знаете…
Шульцу было замочить кого вообще как нечего делать, да это за него быстро другие делать стали. Ну, а боссы там кинули зелени, чтоб от Алински избавиться – он науськивал работяг и профсоюзников, как свои бабки выгрызать ловчее. Немалые деньги на кону стояли.
Не было там никакого похищения, сплетни это все. Он покупал в киоске газету. Проходил мимо парень. Достал ствол, выстрелил в затылок и пошел дальше. Одна секунда. Никто и не дернулся, все как обычно.
Что рассказал раввин Синагоги Шарай Цедек в Бруклине через тринадцать лет после происшедшего:
– Я знал семью Флегенхаймер, у отца Артура был салун, он еще и конюшню свою держал, очень достойный был человек. Хорошие пожертвования вносил. И отец потом со мной о том деле говорил, у нас хорошие отношения были.
Артур сказал отцу, что не хочет он убивать еврея, да еще из-за каких-то паршивых денег. Денег у него и так куча, он сроду жадным не был, просто он человек принципа: должен – отдай. Был бы Алински другой человек – он, человек-легенда, Голландец Шульц – да он бы его отмазал и еще приплатил, чтобы хороший человек жив остался. Но этот Сол Алински – это дьявол: он учит, как разрушить Америку.
А старый Флегенхаймер сказал: разрушить Америку, которая дала приют всем евреям, сбежавшим из проклятой антисемитской России? Америку, где мы начинаем жить как люди? Он к чему ведет? Когда его ученики разрушат Америку и настанет и здесь нищета и бесправие – кого будут бить, Артур? Ты не знаешь? Ты знаешь! Нас будут бить! Евреев будут бить. Пойдут еврейские погромы.
Спасибо, папа, сказал Артур. Я сам так думал.
Что вспоминал незадолго до смерти вышедший на