Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя она, в общем, не хотела менять пол. Но вагины так неаккуратны, и столько лишнего, и все время надо промакивать или подмывать, и не так уж приятно все это трогать, иногда это такая лохань, только ради подруги все делаешь, потому что она тебе тоже, а пенис такой твердый, чистый, аккуратный, и его так удобно и приятно держать в руке, и можно совершать фрикции, и брать его в рот, она несколько раз вызывала мальчиков по телефону, с ними было так хорошо, но после оргазма все проходило и делалось неприятно, потому что нет никакой духовной близости, никаких общих ценностей, а с женщинами иначе, после оргазма так хорошо, нежно и ласково, потому что вы друзья, и единомышленницы, и так хорошо и полно понимаете друг друга, и вся ваша жизнь общая, а вообще у нее есть несколько фаллоимитаторов и вибраторов, это соответствует философии феминизма – женщина свободна от мужчин, но, с другой стороны, ЛГБТ – это несколько другая философия, хотя будущее, вероятно, за виртуальным сексом, а виртуальный секс – это то же самое самоудовлетворение, только технически изощренное, только и всего, и если честно, если бы развитие техники уже сегодня достигло такого уровня, чтобы любая женщина могла получить неотличимую копию идеального партнера для секса – как были бы счастливы все женщины! потому что мужчина по своей биологической природе разбрасывает семя в как можно большее количество самок, ему бы только всунуть и кончить, а женщине требуется идеальный партнер на всю жизнь, и тогда, наверное, она заказала бы себе мужчину по своему вкусу, сильного и нежного, внимательного и распутного неутомимого любовника, и жить было бы легче, потому что все-таки надо стремиться к красоте, а жирные уроды-геи на парадах гордости ей мерзки, и старые жирные похотливые лесбиянки тоже мерзки, и мужчины без членов и яичек, накрашенные и одетые как женщины, ей мерзки, и тупые суки с хирургическими имитаторами фаллосов из пластика и собственной кожи ей отвратительны физически, и если честно – ниггеров она терпеть не может, они всегда ненавидели евреев, завидовали их успехам, их уму, а сами упорно трудиться никогда не желали, и IQ у них низкий, и когда она видит черного дикаря с низким лбом, скошенным подбородком и размазанным на пол-лица носом с огромными ноздрями – не желает она жить рядом с этими обезьянами, пусть они живут сами по себе, она жизнь положила, чтобы черные имели все то же, что и белые, и вот под конец жизни вонючие черные макаки ее смеют избивать за то, что она их поддерживает и за них борется, да будь они прокляты, пусть валят назад в свою Африку, Господи, я хочу любить их, я люблю их, сердце мое болит их болью, их страданиями и их унижением – как их любить, скотов тупых и неблагодарных?.. А в школах упрощают программы: если черные не могут стать умнее – пусть белые станут глупее, главное – чтоб все равны, и в университетах отменяют и адаптируют многие курсы, чтобы неуспевающих черных стало меньше, и в результате молодежь делается все тупее, все необразованнее, куда мы катимся, куда мы катимся, мы сами делаем себя все глупее и разобщеннее, все слабее беспомощнее, да я бы эту черную суку раньше пристрелила бы на хуй, а сейчас эти бляди живут на наши налоги и еще смеют пасть разевать, китайцы умнее нас, мусульмане сильнее нас, негры наглее нас, мир идет в пропасть, в пропасть, на что ушла моя жизнь, Пирс Джанетти, отдай мне мою жизнь, я хочу быть свободной, я хочу быть счастливой, здоровой и молодой, суки, как вы мне надоели, но вы – моя жизнь, я вас люблю, а вы меня высасываете, как крабовую клешню, как хорошо быть убийцей, убийство – это свобода: ты сбросил все путы, ты властен над миром, над жизнью своей и других! а когда придет расплата – я расплачусь, и сдохните все…
…Наверное, доктор Хергенразер был неплохим специалистом, потому что буквально через три сеанса Рут изменилась. Подавленность рассеялась, а возникло, наоборот, самоощущение агрессивное и твердое. Рут оглянулась на жизнь со злым прищуром, и с таким же злым прищуром смотрела в зеркало в ванной. Жирная седая старуха отражалась в зеркале, но (она презирала себя за такое пошлое литературное сравнение, но не умела найти точнее) – с морщинистой маски бывшего лица смотрели блестящие, азартные карие глаза: они лучились злым весельем и обещали возмездие.
Старуха Фридман пересматривала свои принципы. Стекляшки в калейдоскопе пересыпались от одного малого поворота – и сложились в новый узор. «Жизнь идет в жопу», – сказала себе старуха и отхлебнула из горлышка.
На пороге выхода из нашего балагана и приобщения к Вечности беспокойная еврейка, феминистка и лесбиянка, присоединилась к легиону тех, кто пытается понять: как мы пришли – самостоятельно и добровольно – к разрушению устоев общества, узакониванию и пропаганде любого разврата, оболваниванию своей молодежи, ликвидации своей культуры и возвеличиванию всех чужих, уничтожению своей расы и лести всем другим. Горе тебе, Вавилон, город крепкий!
Ей принесли Тору, Библию, Коран. Потом она попросила книги по социологии и психологии: презираемого ею Дейла Карнеги, Эрика Берна, «12 правил жизни» Джордана Питерсона (этого правого ублюдка) и наконец «Дорогу к рабству» чертова фашиста фон Хайека. Чертов фашист фон Хайек ее добил.
Она вспомнила молодость и закурила травку. Легкие у старухи были хоть куда. Сладкие видения поплыли за раздвинувшимися стенами комнаты. В них преобладали розовые и голубые тона, фигуры людей изящно вытягивались и вились, рассеянный солнечный свет и был счастьем, и неслышное пение райских птиц вызывало легкий неудержимый смех.
Она купила кабельный пакет образовательных программ и смотрела телевизор, когда прихлебывание тенессийского бальзама делало чтение слишком трудным процессом. Долго следить за мыслью лектора Рут было в таком состоянии трудно, а вот ток-шоу на интеллектуальные темы оказались в самый раз. Она вслушивалась в голоса дискуссии, стараясь вникнуть в смысл, а сама в это время думала о роли книг в прогрессе, о том, что молодежь ничего не читает, что информация приняла какие-то антигуманные, машинные формы. И о том, что пессимисты были правы: Темные Века надвигаются на нас. Да собственно они уже пришли. Они пришли, и она ощутила этот тяжелый удар своим лицом и своей душой…
Она