На террасе четвертого номера сидела блондинка. Даже в непроглядной тьме Мак сразу понял, что это не Марибель. Черные разводы от потекшей туши. Он уже видел эту женщину, за завтраком.

– Миссис Фурше? – обратился Мак. Они из Квебека, вспомнил он, у ее мужа собственное представительство «Порше».

– Мой муж меня ненавидит, – проговорила она.

Из номера четвертого раздался голос:

– Ничего подобного, Мередит. Пожалуйста, зайди в номер.

– Мы заплатили деньги, Жан-Марк, чтобы любоваться океаном! – взвизгнула она.

– Уже темно, ты все равно ничего не увидишь, – вразумлял ее муж.

– Пожалуйста, ведите себя немного тише, – обратился к ним Мак. На сердце отлегло, когда он понял, что это не Марибель, и он, сам того не желая, улыбнулся.

Дверь четвертого номера распахнулась, и на террасу вышел мистер Фурше.

– Я плачу шесть сотен баксов за эту лачугу. Да я сюда духовой оркестр вызову, если захочу!

Усилием воли Мак стер с лица улыбку.

– Духовой оркестр? Хорошо, напомните мне с утра, я что-нибудь придумаю. Вам с тубой или без?

Мистер Фурше кинул на него странный взгляд, пожал плечами и тихо обратился к жене:

– Мередит, зайди, пожалуйста, внутрь.

– Никуда я не пойду! – закричала та. – И если ему хочется вызвать полицию, то пусть вызывает! Пусть меня бросят за решетку. Ха! Там служат настоящие мужики!

– Мередит, не ставь его в неловкое положение, – увещевал мистер Фурше. – Пожалуйста, будь добра, зайди в номер.

– Ни за что!

Отворилась дверь третьего номера, и на террасу вышла Жанет Кава, женщина в очках с толстыми стеклами. Она преподавала математику в Пенсильванском университете. Жанет приехала сюда с дамой своего сердца по имени Элеонора и недавно усыновленным младенцем.

– Мак, – обратилась к нему Жанет, – слава богу, вы пришли. Эти двое орут друг на друга уже с полчаса.

Миссис Фурше бросила на нее испепеляющий взгляд и процедила:

– Розовая.

– Что-что? – переспросила Жанет Кава и поправила пальцем очки на переносице. – Что ты сказала?

– Ваша малявка воет ночи напролет, – распалялась миссис Фурше. – Дитя любви.

– Вот именно, – ответила Жанет. – Мы с Элеонорой любим друг друга. Душой и телом, не меньше, чем вы со своим мужем-грубияном. Только мы не устраиваем скандалов посреди ночи.

– Меня сейчас стошнит, – констатировала миссис Фурше.

– Мередит! – обратился к ней муж.

– Дамы, дамы! – вклинился Мак.

– Мы не дамы, – поправила его Жанет Кава. – Мы женщины. Во всяком случае, мы с Элеонорой.

– Еще бы, – буркнула миссис Фурше. – Знакомые мне дамы предпочитают мужчин.

– Сейчас я потребую извинений, – прошипела Жанет. – И, смею уверить, совсем не по-дамски.

Миссис Фурше отерла глаза.

– Наверное, я ужасно выгляжу, – невинно произнесла она. Поднялась. – Ты прав, Жан-Марк, нам стоит вернуться в номер.

Жанет Кава проводила миссис Фурше гневным взглядом и с треском захлопнула дверь своего номера.

– Спокойной ночи, – проговорил Мак.

Он пробежался вдоль боковых номеров, кинул взгляд на окно Андреа. Свет в окнах не горел – наверное, она снова легла спать. Все жильцы уже погасили фонари на террасах, на остров опустилась ночная темень. Мак ощупью пробирался по дощатым мосткам. У дверей черного входа вдруг кто-то коснулся его плеча. Мак обернулся – Ванс.

– Как дела, старина? – спросил Мак. – Я поговорил с теми, из четвертого. Похоже, угомонились.

Лицо Ванса было напряжено, словно он только что поднимал тяжелую штангу.

– Ты что? – забеспокоился Мак.

– Поговорить надо, – ответил он, крепко вцепившись в плечо Мака.

– Хорошо, давай поговорим, – кивнул Мак. Ванс частенько вел себя странно. Порой на него находило, внутри копилось раздражение, и хотя бы один раз за лето он взрывался. Тогда Мак умасливал его выходным или небольшой денежной премией.

– Я хотел поговорить с тобой про восемнадцатый номер, – начал Ванс. – Я видел тебя. Только что. Ну ты и подставился.

От облегчения, которое Мак испытал, обнаружив на мостках плачущую миссис Фурше, не осталось и следа. Перед глазами все поплыло – четыре порции виски у Лейси наконец взяли свое.

– Ты не так понял. Хотя я догадываюсь, как это выглядело со стороны.

– Если я не так понял, тогда как это мне понимать?

– Мы с ней просто друзья. Очень давно знакомы.

– Я знаю Андреа не меньше твоего, только почему-то не заваливаюсь к ней на постель голышом. – Пальцы Ванса больно впились Маку в лопатку. – Ты держал ее за руку, и одежды на ней практически не было. Попробуй-ка объяснить.

Мак втянул носом воздух.

– Слушай, давай-ка ты просто забудешь об этом. У нас платонические отношения.

Ванс раздул ноздри.

– Какая же ты дрянь.

Он поднял руку. В ней был пистолет.

Плечи Мака одеревенели, лишь под пальцами Ванса кожу нестерпимо жгло.

– Что ты делаешь? – пробормотал он.

Ванс упер ствол в грудь. Мак застыл на месте. Колени свело. Его лихорадило. С моря потянуло прохладой.

– Ты все расскажешь Марибель, – хрипло произнес Ванс. – Сам все расскажешь, иначе это сделаю я.

– Ты не представляешь, о чем говоришь, – увещевал Мак.

– Хватит! – оборвал Ванс. – Я видел то, что видел.

– Тебе показалось…

– Ты все расскажешь Марибель, – повторил Ванс. В тусклом свете ночи его кожа отливала багрянцем. – Идиот! У него есть Марибель – восхитительная, неподражаемая женщина, – а он крутит шашни на стороне!.. Непроходимый дебил.

Дуло пистолета больно упиралось в грудь. Мак представил, как пуля пронзит сердце. Оно разорвется на части, и больше не будет в нем Марибель и Андреа. Да, он идиот, и мысли у него идиотские.

– Ты не боишься, что я тебя уволю? – спросил Мак.

– Это я щас тебя уволю, – отрезал Ванс. – «Никаких шашней с постояльцами»! Ты нарушил собственные правила. Лицемер. Я всегда это знал…

– Но у тебя пистолет, – напомнил Мак.

– Еще бы. У меня пистолет, за мной и выбор: уволить или убить. Или уповать на то, что ты будешь паинькой, пойдешь к Марибель и расскажешь ей, что сегодня ночью валялся в постели с другой женщиной.

У Мака пересохло во рту.

– Ты что, угрожаешь? Мы же вместе работаем. Мы вместе – с самого начала, как только сюда попали. Мы ведь с тобой… ну не знаю, друзья. Разве нет?…