Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно было начинать, но Аскольд не спешил. Ждал, когда люд «попросит».
А Медвежонок наслаждался. Вздымал ввысь щит и меч, приветствовал немногих знакомых. Громогласно рассказывал, как он будет сейчас разбирать на части соперника. Рассказывал по-скандинавски, но этот язык здесь понимали многие. Да и северян тоже хватало.
Вызывающая сторона вела себя скромнее. Зыркала мрачно. Дергала туда-сюда меч в ножнах. Вынимать его до сигнала не положено, а вот проверить, как входит-выходит, не возбранялось.
Кто-то из моих сострил. Протянул аналогию между самоудовлетворением и действиями Имяслава. Шутку подхватили и развили до ряда непристойных предложений.
А вот Свартхёвди противника полностью игнорировал. Надо полагать, просчитал еще в трапезной и расслабился. Зато братец во всеуслышание «пообщался» с Одином. Пообещал Всеотцу кровь противника и его нательную рубаху. К чему такая детализация? Да к тому, что иначе пришлось бы все имущество отдавать. А братец у меня рачительный.
На князей, кстати, он тоже не смотрел. На этом шоу он — главный. Что ему князья?
Зря он их игнорировал.
Когда князь Аскольд махнул рукой, обозначив начало поединка, Медвежонок стоял к нему боком, а к Имяславу и вовсе спиной. Потому он не увидел ни поданного сигнала, ни того, как сорвался с места почуявший свой шанс Имяслав.
Нет, чуйка у братца сработала. Но с колоссальной, секунды в две, задержкой. Когда боярич занес меч, Свартхёвди только-только начал разворачиваться. Причем не с присущей ему в бою быстротой, а с вальяжной неторопливостью абсолютного хозяина положения.
То, что братцу не снесли голову, можно было списать на его исключительное везение. Ну или на недостаточную квалификацию противника, который промазал и вместо шеи рубанул по защищенному кольчугой плечу. И удар этот боярич тоже смазал. С такого положения кольчуга прорубается даже средненьким мечом. Кольчуга, трапециевидная мышца, ключица…
К счастью, клинок соскользнул, проехался по кольчужному рукаву и не причинил бы особого вреда… Если бы Медвежонок не начал поднимать руку.
Но он ее поднял, и меч Имяслава добрался-таки до берсеркова мяса. И хорошо так добрался, потому что Свартхёвди выронил (!) меч. Вдобавок и кровь хлынула из раны совсем не по-берсерковски.
И тут братец наконец-то осознал, что он не на дружеской пирушке, а на хольмганге. И включился.
Боярич даже не успел толком замахнуться для нового удара, как ему прилетело краем щита в шлем. Крепко так прилетело. Кому послабее хватило бы. Но Имяслав оказался крепче, чем выглядел. Пошатнулся, но на ногах устоял. А что назад отшагнул, набирая дистанцию, так это было тактически правильное решение.
Медвежонок рыкнул (он уже входил в боевой режим) и метнул в противника щит.
Кто-то, возможно, решил, что мой брат спятил от боли, но по тому, как именно был брошен щит, я понял: это продуманное действие. Да, боярич запросто отбил снаряд собственным щитом, но на целое мгновение потерял Свартхёвди из виду.
Этого мгновения было достаточно, чтобы Медвежонок подхватил с земли меч. Левой рукой, потому что правая висела плетью.
Но и одной левой Медвежонок бился намного лучше, чем боярич — двумя. Даже не в режиме берсерка.
Взмах — и боярич остался без щита.
Взмах — и киевлянин лишился правой кисти.
Взмах — и кровавая полоса прочертила броню киевлянина пониже боевого пояса.
Взмах…
Этот был последним. Медвежонок вогнал противнику меч в горло, да там и оставил, тут же зажав освободившейся рукой разрубленное плечо.
Первым сообразивший, что надо делать, Вихорек протиснулся сквозь «оцепление» и в считаные секунды перетянул плечо Медвежонка запасной тетивой, сохранив тому минимум пол-литра крови.
А я вдруг вспомнил, как когда-то тоже не от большого ума схлопотал стрелу в руку и жутко перепугался, что останусь калекой. И вновь ощутил тот же почти панический страх: вдруг то, что миновало меня, случится с моим братом?
— Если бы не рука, я бы его вот на такие шматы порезал! — заявил Свартхёвди, вернув опустевшую кружку дренгу и продемонстрировав пальцами здоровой руки примерно сантиметровый зазор.
— Благодари Бога, что он тебе башку не снес, — проворчал отец Бернар. — И ровно сиди, а то опять кровь хлынет.
Он уже минут десять копошился своими железками внутри раны и раз пять сообщил, какой мой братец везунчик. Меч Имяслава проделал в мускулатуре Медвежонка здоровенную дыру до самой кости, но исключительно вдоль волокон, не задев ни нервов, ни сухожилий, ни крупных сосудов.
Может, и впрямь боги позаботились. Я ведь почти угадал: не человеческая кровь была на тряпке. Только что не баранья, а куриная.
По результатам поединка дотошный Аскольд велел провести расследование, и подлог вскрылся. Одноразовая подружка Медвежонка подсуетилась. Решила перевести стрелки… И вот.
Даже знать не хочу, что с ней сделают. После смерти брата, после возложенного на род штрафа за клевету и попытку рассорить (вот уж о чем девка точно не думала) киевского князя со мной и Рюриком. Пять гривен серебром одному только Медвежонку. Очень довольному Медвежонку. Пять гривен против пустяковой ранки. Так бы почаще.
«Так справедливо», — констатировал Рюрик.
Ну да, справедливо. Вот только любви со стороны киевлян это нам не прибавило.
Но бывшему конунгу, похоже, плевать. Ему хватало лояльности Аскольда. А со своими подданными и их проблемами князь пусть сам разбирается.
Глава двадцатая
В которой Ульф Хвити встречается в бою с настоящими хузарами
План у Рюрика оказался простым, как нанизывание червяка на крючок.
В роли крючка — мы. В роли червяка — укрепления, построенные при днепровских волоках.
В роли рыбы — разгневанные нашими действиями степняки, а уж кто рыбак — догадаться нетрудно.
Легенда такая: мы — нурманские купцы, идущие вниз по Днепру с намерением выйти в море. Конечная цель — Херсон. Вернее, херсонская провинция Византийской империи. Там мы и намерены расторговаться. Три корабля. «Клык Фреки» — лидер, два основательно нагруженных кнорра — следом. А вот «Змей» и «Любимчик» — уже на приличном отдалении. За излучиной. Как бы сами по себе. Чтобы не спугнуть.
— Главное, чтоб они в городке не затворились, — наставлял меня Рюрик. — Выковырять-то мы их оттуда сумеем, но людей много потеряем. Побьют стрелами. А это нехорошо.
Конечно, нехорошо. Потому что первые стрелы как раз в нас и полетят.
Потому наша задача — захватить ворота. И удержать их, пока не подтянутся «Змей» с «Любимчиком».
Вопрос: а на фига тогда Рюрик со своим воинством? А для закрепления успеха. Чтобы нам пособить, если что-то пошло не так, например где-то поблизости кочевая орда обнаружилась. Ну и свои гарнизоны поставить на вычищенных нами ключевых точках.
К последней части плана наш главный спец по степнякам Бури отнесся весьма скептически.
— Простоят до первой хузарской сотни, — вынес он не подлежащий обжалованию вердикт. — А потом, после сбора урожая, к Киеву настоящее войско подойдет — с виновных спросить.
— А получится? — усомнился я.
— Легко. Даже город брать не надо. Пройдутся по окрестностям, пограбят, народ похватают, кто не схоронился, пожгут, что горит, возьмут с князя выкуп и уйдут домой. Хузары уйдут, это полбеды, — уточнил он. — Беда: печенеги останутся. Будут по окрестностям шалить до самых холодов. И нагадят больше, чем награбят.
Бури я верил.
Рюрику — нет.
Но причин для беспокойства не видел. Когда хузары будут возвращать потерянные опорные пункты, нас там уже не будет. Равно как и в Киеве, когда представители хаканата явятся к его стенам. Скорее всего, и Рюрика там