личико посветлее, борода погуще и характерные косички по бокам. Хузарин. На голове — шапочка из китайского синего шелка. Вместо доспехов — толстый халат, распахнутый на груди по случаю жары. И грудь эта не защищена ничем, кроме серебряной бляхи на цепочке. Да, прав Бури. Не выглядит этот представитель хакана серьезным бойцом.

— Мы к господину, — опережая вопрос и подпуская в голос плаксивости, сообщил я по-словенски. — Помощи просить.

Голос и смиренный вид сработали. Но не до конца.

— Войдешь один, — через губу процедил хузарин по-словенски, но с таким акцентом, что с трудом разберешь. — Оружие, — показал на оттопыривавший плащ Вдоводел.

Боковым зрением я оценил обстановку. Скандинавы и варяжата обступили плотной стеной. Но руки держат на виду, за оружие не хватаются. Тем не менее хузарин и его напарник заметно напряглись.

— Эй вы! — на том же плохом словенском. — Отошли назад! Ты — саблю отдай!

— Конечно, мой господин… Сейчас… — пробормотал я тем же униженным тоном. — Они не понимают, я переведу. — И уже на языке Севера: — Я атакую — вы поддерживаете.

Ах черт! Хузарин, оказывается, знает скандинавский. Глаза его расширились, рот открылся… Нет, не воин. Тормоз.

Выхваченный Вдоводел ударил в висок. Шелковая шапочка — не лучшая защита от клинка. Напарник пережил соратника лишь на мгновение. Глухой удар — и он осел со швырковым ножом в переносице. Оттолкнув его, уже мертвого, плечом, я ворвался внутрь саманного «дворца», попутно срубив еще одного, подвернувшегося уже с той стороны.

А тут, похоже, не только дворец, но и казарма. Человек тридцать на отдыхе. В разной степени боеготовности. Впрочем, моим убийцам — поровну. Разбежались веером, и понеслась. Кровь, кишки наружу, отрубленные конечности. Мясо. Опасность представляли только те, кто на другом конце помещения. Потому что не к саблям потянулись, а к лукам. К счастью, лучниками они были правильными. То есть тетивы на луках отсутствовали. Набросить — дело пары секунд. Но за две секунды жизнь человека может поменяться радикально. Была жизнь — и нету.

Нет, не зря мои бойцы не одну сотню часов посвятили слаживанию стрелков и тяжелой пехоты. Теперь мне достаточно наметить общий план, обозначить цель и назвать участников. Большего не требуется. Даже вредно. Бой — это идеальная ситуация для разрушения планов. И чем скрупулезнее он составлен, тем менее жизнеспособен. Зато умение действовать грамотно, слаженно и ситуативно — решает. Роли распределяются автоматически. Так же как и выбор оптимальных позиций.

Вихорек и Тулб синхронно вспрыгнули на стол, едва его не перевернув. Но пара шагов от края — и все в порядке. У моих парней, в отличие от здешних, луки снаряжены, колчаны на поясах и открыты. И за пару секунд три стрелы для них — норма. А секунду спустя еще две.

Дистанция — десять метров, защита на целях — нулевая. Тем более даже опытному бойцу надо чуток времени, чтобы войти в боевой режим. Не каждому, понятно. Например, внезапно разбуженный Медвежонок просыпается уже в процессе рубки. Но таких здесь не было.

Полминуты — и в «казарме» стало очень грязно. И вонь похуже, чем снаружи. Но мы ее нюхали уже издали, потому что лично я влетел в соседнее помещение раньше, чем последняя стрела Тулба поразила цель.

И вот тут мне пришлось туго.

Противников было всего четверо. Причем двое еще недавно драться не планировали: спокойно беседовали, пили что-то вкусное из кувшина… Но мобилизовались куда быстрее рядовых бойцов. А еще двоим даже этого не потребовалось, потому что — уже. Поскольку телохранители. Копья к бою — и на меня. А «тело» тоже не дремало. Сцапало со стола лук, которым, надо полагать, хвасталось перед «сокувшинником»… А тот вскочил с кошмы, будто подброшенный, и тоже понесся меня убивать.

Вот тут я остро пожалел, что взял только один клинок. Отмахиваться от троих двумя мечами куда ловчее. Хотя в количестве противников тоже имелся свой сомнительный плюсик: четвертому было сложновато выцелить меня в общей мельтешне.

Зато ворвавшемуся следом за мной Ульфрику не повезло. Рост подвел. Миг — у него на месте правого глаза вырос белый цветок оперения. Но я это увидел уже после того, как мир заискрился и абсолютное счастье залило меня целиком. Мир принял меня и открыл себя изнутри. Враги перестали быть врагами, превратившись в партнеров великого танца. Я не только видел связующие нас нити, но и сам создавал их. Каждое мое движение определяло новый рисунок танца. И четверо следовали ему, потому что они были ведомыми, а я — дирижером этого живого оркестра. Я вел их легчайшими взмахами кисти. Это я заставлял острия копий выписывать сложные узоры. Это я повелевал мышцами плеча и основанием ладони, в которое упиралось выгнутое тело лука, я управлял крохотными смещениями гнезда тетивы и совершенно точно знал, куда отправится наложенная на нее стрела. Последняя стрела.

Смеясь от переполняющего меня счастья, я отвел левой рукой ближайшее копье, пируэтом ушел от сабельного росчерка, увидел, как расширяется зрачок стрелка, осознавшего, куда войдет сорвавшаяся с тетивы стрела, кончиком Вдоводела отсек пальцы, потянувшиеся за новой стрелой, развернулся на носке и тем же длинным взмахом перечеркнул лицо хузарина с саблей и, продолжая разворот, достал длинным выпадом лишившегося пальцев лидера этой маленькой крепости.

А вот четвертого парнера у меня отняли. Секира ворвавшегося в комнату Тормода Лошадиной Головы разрубила его от плеча до пояса. Обидно!

Волк ушел, хлестнув меня напоследок пушистым белым хвостом. Мир померк, и я вновь оказался в полутемном зале с коврами на стенах и подушками на полу, в окружении мертвецов. Одним из которых, к сожалению, был мой собственный хирдман Ульфрик. Которого я даже не успел толком узнать.

Однако есть и хорошая новость. Поскольку крепость теперь наша, проблем с помощью на волоке точно не будет.

Глава двадцать первая

Еще одна вражеская крепость

— Не хочешь поделиться? — поинтересовался Рюрик.

Мы сидели в том самом зале, где убили Ульфрика. На подушках. Подушки были не такие красивые, как прежние. Зато чистые, без крови. Низенький столик на гнутых ножках сервирован на двоих. И кубков с вином тоже два. Нашим «виночерпиям», Хрондю Мачте и белобрысому Рюрикову отроку, посуды не полагалось. Трупы отсюда вынесли несколько часов назад, а помещение окурили, так что смертью здесь больше не воняло.

— Не понял тебя.

Рюрик нахмурился:

— Княжью долю не хочешь отдать?

— Я бы отдал… — Отличное вино у хузар, крепкое, сладкое. —…Я бы отдал, да мой конунг далековато. И с чего ты вдруг стал заботиться о благосостоянии Ивара Рагнарсона?

Рюрик поперхнулся. Несколько капель красного вина упали на скатерть и расползлись по белой ткани. Князь глянул на меня злобно. Я догадывался, что ему не столько деньги нужны, сколько мое признание подчиненности. Не прокатило. Переживет.

Так и вышло. Посверлил меня взглядом секунд десять и успокоился. Возразить-то нечего. Он действительно не мой князь. Запомнит, конечно. Но на наших отношениях это не скажется. Пока. Пока наш союз ему выгоден. Он настоящий скандинавский конунг, Рюрик-Хрёрек по прозвищу Красный Сокол. Выгода — основа морали. Вот почему они так легко сошлись с Скульдом.

А вот со мной ему сложно. Я играю по другим правилам.

— Нет так нет. Зря ты только хузарина этого убил. Он из сильной семьи. Хороший выкуп дали бы.

— А потом взяли бы, — хмыкнул я. — Раза три-четыре. Что дальше, князь?

— Дальше и пойдем. Река длинная, порогов хватает.

— Моим людям отдых нужен, — я отпил вина, закусил барашком, еще раз отпил. Да, отличное винцо. Надо проследить, чтобы бочонок на «Клык Фреки» отправился. Такое по достоинству только я да отец Бернар оценить можем.

— Еще одна застава, и можешь отдыхать, — милостиво разрешил Рюрик. — Сменим тебя.