Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это не так. Неправда! Если бы в моей жизни появился такой человек, о котором говорил Баэль, я бы тоже чувствовал зависть и страх. Все мы одинаковы…
Вдруг совершенно другая мысль пришла мне в голову. Я наконец-то понял, в чем разница между мной и Тристаном, о которой тот постоянно твердил, и что значили его слова о неполноценности, которую ощущает Баэль. Антонио принимал Тристана и отталкивал меня, потому что я пытался достичь его уровня. Именно поэтому он относился ко мне так холодно и враждебно.
Тристан любил музыку, но никогда не стремился стать лучшим, не пытался заработать уважение Баэля. Нашему другу просто нравилось играть. А что насчет меня?
– Ты был прав… Нам нужно поставить точку. Ни ты, ни я не получаем ничего от этой дружбы. Признаю, что благодаря нашему соперничеству смог улучшить свое мастерство. Но больше мне это не нужно. Как ты знаешь, у меня есть цель. Единственный способ ее достичь – отбросить амбиции.
Но ведь его поступки диктовались не жадностью. Это ведь я подталкивал его. А мои желания – разве они не были наполнены моими собственными амбициями? Я так искал его признания, так хотел стать его истинным ценителем… Моя жажда была сильнее, чем у любого в этом мире.
– Ты верно сказал. Тебе лучше выступать одному. Без меня. Прекрати равняться на меня, просто иди вперед своей дорогой. – Баэль поднялся.
Моя рука дернулась, чтобы остановить его, однако в последний момент замерла. Прежде чем уйти, Баэль обернулся и посмотрел мне в глаза, прощаясь взглядом.
– Выиграй конкурс, Коя. Стань де Моцерто.
Он развернулся и решительно направился к двери. Скрипнула ручка. Дверь с силой захлопнулась. Баэль покинул меня. Он простился со мной. Навсегда.
Внутри что-то оборвалось, дыхание участилось. Во мне бушевали эмоции, но, как бы я ни пытался выплеснуть их в крике или рыданиях, ничего не получалось – из губ не вырвалось ни звука. Я выполнил твою просьбу, Баэль: выслушал молча.
Как жаль, что в жизни нельзя использовать ремарку da capo[3] и отыграть все с самого начала. Почему я не понимал, что постоянным преследованием лишь отдаляю его от себя? Зачем все время надоедал ему? О, если бы только я мог изменить прошлое.
Стань де Моцерто.
Эта фраза бесконечным рефреном звучала во мне. Я закрыл уши руками, но Баэль в моей голове продолжал повторять эти слова снова и снова. Его голос был наполнен теплотой.
Под эту жестокую колыбельную я провалился в сон, чувствуя, как легкие разрываются от беззвучного плача. Похоже, я совсем помешался.
Наутро, открыв глаза, я увидел, что весь Эден укрыт мягким снегом.
Глава 09
Конкурс де Моцерто
В тот день выпал снег.
Словно белым одеялом, укутал Эден.
– Снег в начале осени? Поверить не могу! Неужели сбывается предсказание Кисэ? – пробормотал Тристан, отряхивая ботинки.
Я стоял и рассматривал пейзаж за окном. Конечно, снег в это время года – явление весьма необычное. Но мне почему-то этот снег был по душе. Странности погоды идеально отражали мое настроение.
– Как ты себя чувствуешь, Коя? Все в порядке? – В голосе Тристана слышались нотки тревоги.
Отвернувшись от окна, я кивнул и даже слегка улыбнулся. Скрывать свои истинные чувства оказалось так просто. Хотя еще вчера даже не думал, что мне придется врать самому близкому другу. Но что-то во мне изменилось. Какая-то важная деталь сломалась, исказилась до неузнаваемости и разбилась на сотни осколков, которые ни за что не собрать. То, что я спрятал в глубинах души, иногда прорывалось, сжимая в ядовитых объятиях мое сердце.
– А конкурс?
– Буду участвовать, – спокойно ответил я, а затем добавил: – Титул де Моцерто будет моим.
Именно. Только этот путь снова приведет меня к Баэлю.
Тристан ни капли не удивился и даже не рассмеялся, лишь кивнул в ответ.
Перед Канон-холлом шумела толпа. Казалось, здесь собрался весь Эден: никто не хотел пропустить большое событие – фестиваль музыки, проходящий раз в три года.
Я вышел из экипажа и ступил на черно-белую, как клавиши пианино, ковровую дорожку, ведущую к самому входу. Толпа восторженно гудела, лица светились счастьем. И я почувствовал укол боли. Знают ли они, что бессменного де Моцерто, величайшего музыканта, сегодня не будет на сцене?
– Ого, вот это прием! Ты теперь так же знаменит, как и Баэль, – с восторгом произнес Тристан.
Ничего не ответив, я вошел в здание. Все уже были здесь – участники, меценаты и, конечно, госпожа Капир. Она беседовала с графом Киёлем, но заметила меня и тут же подошла.
– Мне рассказали… Баэль не будет выступать? – с грустью прошептала она.
– Да.
Госпожа Капир помолчала, а затем произнесла, взглянув мне в глаза:
– Настала ваша очередь, Коя.
– Знаю. Сделаю все, что в моих силах.
Она с удивлением посмотрела на меня: кажется, ее удивила моя уверенность. Не в силах выдержать ее взгляд, я отвел глаза и поодаль увидел графа Киёля. Он улыбнулся и склонил голову, приветствуя меня. В этом не было его вины, но я без веской на то причины ненавидел его. Хотя нет, причина была. Я отвернулся, не ответив на его приветствие.
– Коя! Сынок!
Ко мне, игнорируя окружающих, спешил отец.
– С тобой все в порядке? Я только сегодня узнал о несчастье. Ты ранен?
– Нет, отец, все хорошо.
Обхватив мое лицо ладонями и внимательно осмотрев, он выдохнул с облегчением:
– Слава Мотховену. Как этот мерзавец вообще посмел напасть на двух участников конкурса? Надеюсь, он понесет самое суровое наказание.
– Его можно понять. Смерть возлюбленной стала для него сильным ударом.
Отец в ответ мягко улыбнулся, но кто-то из толпы произнес:
– Да он же рад. Ведь благодаря происшествию Антонио Баэль выбыл из конкурса.
Внутри все похолодело, я резко обернулся, пристально всматриваясь в гостей. Меня окружили десятки лиц, и было невозможно понять, кому принадлежали эти слова. Я вдруг всем телом ощутил странную атмосферу, царившую в театре. Люди перешептывались, бросали на меня полные неприязни взгляды, а кто-то, наоборот, спешил отвести глаза.
Отец тоже услышал эту фразу и рассвирепел, но я покачал головой, показывая, что ни капли не расстроился. Крепко обняв меня за плечи, он уверенно сказал:
– Коя, не воспринимай всерьез эти глупости. Твоей вины в случившемся нет. Тем более, насколько я знаю, ты пытался спасти Баэля ценой собственной жизни.
Теплота в его голосе как будто на секунду растопила лед, сковывавший