Вечером, когда они остались с Ольгой одни, Ингард решил после тяжкого дня, наконец, избавиться от непомерной душевной боли испытанным много раз способом. Он подошёл к жене, вышивавшей у трёхсвечного хороса, обнял её за округлые плечи и стал покрывать поцелуями шею, ланиты, лик, распаляясь, сжал очерченные тонкой сорочкой тугие перси. Ольга напряглась и попыталась ослабить железные объятия мужа. Однако он, не обращая внимания, сгрёб жену сильными руками и понёс к широкому ложу… Вдруг она, будто тугая тетива, выпрямилась, вырвалась из его объятий, стала на ноги и так сердито и пронзительно глянула на князя, что тот на какое-то время удивлённо застыл на месте от ощущения некой силы, которую не может преодолеть.

– Ты чего, Олюшка, иль не рада, что я живой вернулся? – проговорил он совершенно растерянно.

– Ты меня не хватай, как рабыню из какого-нибудь гарема. Небось, привык там, в походе, к покорности местных дев, тебе, как князю, разумею, лучших приводили? Так помни, что я из Выбутова полуночного, а не из какого-нибудь полуденного Хорезма, могу и… в общем, не смей меня силой брать! – задыхаясь, проговорила Ольга, сердито сверля мужа очами.

– Да разве ж я силой, соскучился по тебе, и только, – начал было Игорь, а потом и сам рассвирепел. – Похоже, ты тут без меня не сильно в кручине сохла, видать, было с кем от тяжких дум отвлечься! Я даже догадываюсь с кем, узнаю, точно убью обоих! – выходя из себя, вскричал князь.

– А я, коли прознаю, сколько тебе арабских да хорезмийских рабынь доставляли, слово даю, скопцом сделаю, как только крепко заснёшь! – свирепея не менее Игоря, сверкнула серо-голубыми очами, будто небесными молниями, гордая Ольга. Какое-то время они, сжимая кулаки и играя желваками, глядели друг на друга. Князь понял, что супруга не шутит и, коли что, угрозу свою исполнит. «Такого позора ещё только не хватало», – с холодком в сердце подумал он. На том и разошлись. Ольга осталась ночевать в опочивальне, а Игорь, ругаясь и зло бормоча проклятия неизвестно кому, ушёл спать в гридницу, улёгся на широкую лаву и накрылся по-походному своим воинским плащом с мягкой подкладкой.

Не только дрязги с хазарскими купцами занимали головы воевод, темников да и, пожалуй, всех воинов, вернувшихся из похода. Кто-то шёл за советами к волхвам, кто-то горячо спорил, желая понять самому и доказать соратникам, в чём причина столь тяжкого поражения, едва не закончившегося гибелью всех вместе с князем.

– Волхвы рекут, что не по Прави был наш поход, оттого и не помогли нам боги, – степенно рёк седовласый дружинник, склонив загорелую в шрамах шею и глядя скорбно пред собой, будто прощения просил у погибших соратников.

– И то, благодарить их надо, что из лап Мары в последний миг наши неразумные головы вырвали, могли и все загинуть, до единого, – вторил другой, нервно подёргивая головой.

– К Христу Вседержителю надо было обращаться, – назидательно молвил пожилой воин из варягов. – Ни Перун ваш со Свентовидом не помогли, ни Вотан с Тором, никто Руяра не спас, а какой был добрый воин!

– Руяр погиб в сражении, даже враги его за святого воителя приняли и почётом небывалым окружили, знать, по божьему велению он прямо к Перуну и Свентовиду в небесную рать попал, как наиболее достойный из воинов, – сердито возразил седой сотник из киян. – В Новгородской дружине христиан было много, и большая часть погибла, выходит, и Христос не помог?

– Оттого и не помог, что не в чести он на Руси, и своего Дома Божьего у христиан нету, чтоб люди могли обратиться к Всевышнему, – продолжал своё пожилой варяг.

– Верно, среди нас есть те, кои новой веры держатся, может, коли б им, в самом деле, было где своему богу молиться, не сталось бы такого разору и такой крови великой, может, коли разом старые и новые боги, надёжней будет? – рёк сорокалетний, быстрый в движениях сотник, бросая по ликам сотоварищей пытливые взгляды.

– Голову вперворядь иметь надобно, а не на богов пресветлых свою глупость сваливать! – воскликнул горячий молодой темник. – Мыслимое ли дело: жидовинам хазарским поверить, по-другому и быть не могло!

– Верно, брат, речёшь, близкая добыча разума лишила, вот и влипли, что мухи в только что скачанный мёд! – согласно прогудел его могучий сотоварищ, до того молчавший и только внимательно слушавший других.

– Тише, вон воевода Олег сюда идёт, – предупредил быстрый сотник.

– Ну, вот и добре, что идёт, – запальчиво молвил темник, – он как раз из тех, кто к новой вере принадлежит, давайте у него и спросим, что о том мыслит.

Олег выслушал всех и, поразмыслив, неожиданно молвил:

– А давайте, братья, я с князем переговорю, как он смотрит на то, чтобы и у дружинников-христиан был храм в Киеве и возможность молиться по своим канонам, тогда никто в обиде не будет.

– Верно, воевода! – радостно закивали варяжские воины.

– Поговори, непременно поговори! – приложил десницу к груди пожилой воин.

Игорь пока только на людях встречался с Олегом, да и то мельком. Подозрения об отношениях Старшего и Ольги скребли душу и уязвляли княжеское самолюбие, но с другой стороны, признать, что жена предпочла ему человека на десять лет старше и ниже по положению, даже самому себе было невозможно. Оттого, когда воевода пришёл в терем с разговором о строительстве храма для воинов-христиан, князь не подал виду, а только поглядел тяжким взором из-под нахмуренных бровей. К тому ж Олег пришёл не один, а вместе с полутемником Варяжской дружины Карлом.

– У нас в дружине есть воины-христиане, они хотели бы иметь церковь свою, чтобы, как и большинство русов, богу своему беспрепятственно молиться, – начал воевода.

– Что, грехов, как вы, христиане речёте, накопилось слишком много? – язвительно перебил князь. – Так вы поменьше грешите, – молвил, глядя прямо в очи Олегу Игорь. Воевода взгляда не отвёл, школа отца держать взгляд и делать свои помыслы непроницаемыми для других была им усвоена крепко.

– Многие родичи сетуют, что ни погибших помянуть, ни о здравии живых помолиться не могут… – продолжал своё Олег. – А сие несправедливо.

– Княше, – подключился Карл, бывший германским христианином, – мы фсе за Русь и князя жифот сфой фсегда положить готофы, и в сече Итильской сколько положили, просто хотели помянуть по фере нашей, помолиться за них…

Игорь промолчал, но Олег почувствовал, что князь стал прислушиваться к их словам.

– Разумеешь, Игорь, – стал пояснять далее Олег, – самые сильные наши враги ныне – это хазары и кочевники разные. А с жидовинскими и магометанскими богами сподручнее всего Христу разбираться, поскольку обе веры вышли из одного лона иудейского. Однако, если иудеи дороже всего ценят злато, то Христос речёт, что не попасть богатому в рай, как не пройти верблюду через игольное ушко! Христос, он на стороне тех, кто по-нашему, по Прави живёт, – рассудительно вёл Старший, и Карл согласно кивал в подтверждение.

– Видел я в Шерване, Хорезме и иных градах хвалисских христианские церкви, скажу вам, ничем от синагог и мечетей не отличаются, напротив, по роскоши византийские церкви побогаче будут. Так что не верится мне в духовность сих святых отцов, да и ромеи нам такие же «друзья», как и хазары, – недовольно молвил князь. – И я отвечал уже нашим дружинникам-христианам, что для них есть церковь на Греческом подворье…