Я прикрываю рот ладонью.

– Да, я знаю. У Генри было такое лицо… Никогда не забуду. Ни разу не видела в глазах человека столько горя.

– И что было дальше?

– Он хотел поговорить с Лейси, но я убедила его этого не делать. «От нее ты услышишь то же самое, – сказала я. – Будет лучше просто расстаться, не объясняя причин».

– И он ушел?

– Да. Заплатил двадцатку по счету и ушел.

– Они так и не попрощались?

– Нет. Мы были в другой стране, поэтому сотовыми телефонами никто не пользовался. Когда Лейси подошла к бару, я сказала ей, что последний раз видела Генри с какой-то девчонкой. Она была раздосадована. Понимаешь, я правда считаю, что поступила верно. Через пару дней она обо всем забудет, ведь у нее есть Марк. Я убедила в этом ее и себя. Так будет лучше. Я спасла ее от ошибки. Но Лейси прорыдала до самого дома. Наверное, она по-настоящему влюбилась.

– И как ты поступила?

– Ну, было уже поздно. Даже если бы я и хотела найти Генри, такой возможности у меня не было. Поэтому я промолчала и с тех пор никому об этом не рассказывала. Ты первая.

В глазах ее грусть, но она старается улыбнуться. Я сжимаю ее руку, искренне переживаю за нее.

– Лейси вышла за Марка?

– Вышла. Их брак продлился шестнадцать месяцев. Я уверена, что все это время она думала о Генри.

Бедная Клаудия. Какое тяжкое бремя. Я обнимаю ее.

– Послушай, ты ведь желала добра подруге. Мы все совершаем ошибки.

Она закрывает лицо руками и качает головой.

– Но не такие. Я же разрушила две человеческие жизни.

Я выпрямляюсь.

– Знаешь, дело не во лжи, не она мешает нам жить, а желание скрыть свой проступок. Найди этого Генри. Я тебе помогу. – Встаю с дивана и бросаюсь к столу. – Мы ведь журналисты, в конце концов. Мы найдем его даже среди двадцати Генри в Делавэре.

Я беру ручку и листок бумаги.

– Мы сделаем пост в Фейсбуке и Инстаграме. У тебя ведь есть фотографии, верно? Мы найдем его. Лейси и Генри из Делавэра будут счастливы…

Клаудия разглядывает свои руки. У меня такое впечатление, что она нервничает или испугалась, а может, ее утомил наш разговор. Но меня это не останавливает.

– Не переживай, Клаудия. Еще не поздно все исправить. Только вдумайся, какое ты испытаешь облегчение, когда снимешь с себя груз этой тайны. – Я говорю и говорю, удивляясь, что она меня почти не слушает.

Наконец Клаудия кивает:

– Да, конечно. Только позволь мне немного над этим подумать. Хорошо?

И все. Клаудия Кэмбелл похожа на меня. Она тоже боится выпустить демонов на свободу. Как и я, она в ужасе от одной мысли о том, что может случиться, если открыть дверь.

Может быть, всему виной шрам Клаудии, ее слезы или слова Присциллы, но я внезапно явственно ощущаю себя человеком замкнутым и скрытным. Возможно, это лишь минутная слабость, но я понимаю, что судьба предоставила мне шанс и, если я им не воспользуюсь, уже никогда не смогу заставить себя приоткрыть ту ненавистную дверь.

– Подожди, дорогая, ты еще не слышала мою историю.

Это произошло в июле. Я поступила так случайно, без злобы и плохих намерений. Это я могу сказать точно. Мы поехали на север Мичигана, так местные жители называют «палец» штата, напоминающего по форме варежку. Боб снял крошечный домик в Харбор-Ков – сонной рыбацкой деревушке на берегу озера Мичиган, расположенной на расстоянии многих миль от города. Тихое местечко у мутного озера, предназначенного скорее для рыбной ловли, чем для купания. Только сумасшедший мог решить, что тринадцатилетняя девочка захочет провести лето в этой богом забытой глуши. Единственным человеком, хоть как-то подходящим мне по возрасту, была соседка Трейси.

Три первых дня было невыносимо влажно и душно. Мы проклинали жару, с которой не мог справиться даже кондиционер. Мама и Боб собрались в кино, смотреть «Неспящие в Сиэтле». Боб надеялся, что я пойду с ними, он буквально умолял меня.

– Пойдем, сестренка, я куплю тебе попкорн. Да что там попкорн, я куплю тебе конфеты «Джуниор минтс».

– Я не люблю «Джуниор минтс», – фыркнула я, не отрываясь от журнала YM.

Боб казался расстроенным, но я-то знала, что он только счастлив от меня отделаться. Все его слова – сплошное притворство. Он, наверное, мечтает, чтобы я умерла… или, по крайней мере, уехала в Атланту. Тем вечером я позвонила папе. Время отличалось лишь на час, и он тогда только вернулся с поля для гольфа.

– Привет! Как там моя девочка?

Я сосредоточенно потерла нос и сказала:

– Папа, я по тебе скучаю. Когда мы вернемся в Атланту?

– В любое время, сладкая моя. Выбор за твоей мамой. Ты ведь меня понимаешь, правда? Я хочу, чтобы и ты, и твоя мама были со мной. Я люблю вас обеих. Ты ведь мне поможешь, малыш?

Я начала рассказывать ему о том, какое меня ждет ужасное лето, но он прервал меня.

– Подожди, – сказал он, прикрыл рукой трубку и стал с кем-то разговаривать. Через несколько секунд он произнес, смеясь: – Позвони мне завтра, милая. Тогда и поговорим.

Я повесила трубку, ощущая себя одинокой, как никогда в жизни. Папа отдаляется от меня, вот и все. Он уже не мечтает, как раньше, чтобы мы с мамой скорее вернулись домой. Мне надо что-то делать, пока он окончательно нас не забыл.

Я упала на диван и включила телевизор. Лежала, слушала сериал «Женаты… с детьми» и смотрела в потолок, а слезы катились по моему лицу. В какой-то момент я заснула и вскочила лишь тогда, когда услышала звук подъезжающей машины. Я пыталась поправить сбившуюся майку и пригладить мокрые от жары волосы. Телевизор все еще работал, теперь он показывал вечерние новости. В последнюю минуту я спрятала валявшийся на диване лифчик, который сняла раньше, за диванную подушку.

Я слышала, как они подходят к двери и весело смеются. Бежать в свою комнату времени не было, поэтому я легла обратно на диван и закрыла глаза. У меня не было никакого желания слушать рассказ об этом глупом фильме.

– Бьюсь об заклад, здесь кто-то хочет попкорна.

Это Боб. Шут! Шаги. Он приближался к дивану, но я не реагировала, делала вид, что сплю. Вскоре я почувствовала, как мама и он наклоняются надо мной. От Боба тогда пахло попкорном, лосьоном после бритья и еще чем-то знакомым. Так пахло от папы. Виски? Не может быть, ведь Боб не пьет.

Я лежала, боясь пошевелиться, и внезапно поняла, что не одета. Грудь прикрывает лишь тонкая майка, а ноги совсем голые.

– Оставим ее здесь? – тихо спросил Боб у мамы. Я представила, как он буровит меня взглядом. По позвоночнику пробежала дрожь. Я едва сдержалась, чтобы не натянуть на себя плед.