Она заговорила первой.

— Ладно. Ты мне, пожалуй, нравишься, — тихо сказала она.

Он засмеялся.

— А ты мне совершенно точно нравишься.

Они помолчали, а потом она спросила, явно делая над собой усилие:

— Ты останешься до утра?

Она чего-то боится?

— Я ничего не боюсь. Правда, — прибавила она, словно читая его мысли. Она приподнялась на локте и повторила: — Я не боюсь. И я не затем пригласила тебя войти.

Ее волосы растрепались, в глазах горели золотисто-зеленые искры, от которых у него сладко ныло сердце.

— Да что ты? — усмехнулся он, обнимая ее. — Я-то надеялся…

Она ничего не ответила, лишь тихо легла рядом. Они молчали, и им было хорошо.

Через некоторое время они снова занялись любовью. Он не знал, кто первый начал. Наверное, они начали одновременно. На этот раз она вела себя смелее, играя с его телом так, что его кровь превращалась в горючую жидкость.

А потом они уснули.

Он следил за домом, и внутри у него кипел гнев, поджаривая его внутренности, точно мясо на гриле. Кровь бурлила, сердце было что пылающий уголь.

Он подавил свой гнев.

Человек в гневе теряет контроль над собой.

Человек в гневе совершает глупые и опрометчивые поступки.

Гений не подчиняется гневу.

Он должен быть благодарен им, хотя они увели добычу у него из-под носа, и его голод превосходил все пределы. Они сделали ему одолжение. Она не была одна среди незнакомых людей, как он ожидал. Она была в группе знакомых, которые немедленно заметили бы ее отсутствие и сообщили куда следует.

Это было к лучшему. Все, что ни делалось, было к лучшему.

Но Флинн до сих пор был у Кендалл. Его надежда на будущее. Призрачная теперь надежда, ибо он жаждал увидеть эти глаза перед собой. Может быть, сначала она посмеялась бы над ним. Но потом ее ждал бы сюрприз. Он не был ее любовником, пока не был. Он ждал. Он ждал своей очереди.

Но Флинн был там… Флинн смотрел в эти глаза, касался ее сладкой плоти, познавал ее.

Он повернулся и пошел прочь.

Голод.

Усиливался.

Гении всегда холоднокровны. Гении не делают ошибок.

Но как она узнала? Как Кендалл Монтгомери узнала, что она должна найти эту девчонку, глупую блондинку, такую самодовольную, падкую на удовольствия? Откуда она узнала, что нужно убедить ее держаться вместе с остальными?

«Чай и Таро».

Не может быть.

Но она знала. Черт побери, она знала.

Он с изумлением почувствовал то, что гений чувствовать не должен.

Смесь паники и неутолимого голода.

Кендалл проснулась и сразу ощутила его присутствие — его нога лежала поверх ее ног, а рука тяжело давила на живот. Открыв глаза, она повернулась к нему и обнаружила, что он проснулся и смотрит на нее.

Она забыла, когда в последний раз ей удавалось так хорошо выспаться. Или когда она просыпалась в постели с мужчиной.

Никогда. В этой постели — никогда.

До сих пор романом ее жизни был Рой Тирри. Он покинул Новый Орлеан, следуя зову Большого Города. К чести его будет сказано, он пытался забрать ее с собой. Может быть, ей стоило поехать. Но она осталась. Ей рассказывали, что он нашел хорошую работу — он режиссер во внебродвейских театрах. Она больше о нем не думала. Просто пока не нашла себе никого по вкусу.

Да, пока не появился этот суровый, потрепанный жизнью вдовец. Такой же в своем роде сумасшедший, как она сама.

И она была рада, что он с ней. Его широкие загорелые плечи покоились на ее простынях, его лохматая голова со щетиной на подбородке лежала на ее подушке, его глаза… Ах, его глаза…

Его синие глаза, не ледяные, но все же непроницаемые, смотрели на нее.

Он коснулся ее лица и произнес:

— Кендалл.

В его устах ее имя приобрело некий глубокий смысл.

Она медленно улыбнулась.

Потом зазвонил телефон. Мобильный телефон, из коридора.

— Это не мой, — сказала она.

— Мой.

Он вскочил с кровати. Даже при полном свете дня его телом нельзя было не восхищаться. Он был мускулистый, крепкий и красивый. Несколько шрамов в разных местах его лишь красили.

Она пошла за ним.

Он вытащил телефон из кармана брюк и хмуро выслушал, что ему говорили.

— Сейчас буду, — сказал он и захлопнул телефон.

— Что такое? — спросила она.

— Это звонил Закари.

— А что случилось?

— Кто-то сделал нам подарок на Хеллоуин.

— То есть?

— Кто-то привез нам кукол вуду и оставил их на лужайке перед входом.

— Куклы вуду?

— Три штуки. С иглами. И перерезанным горлом.

К приходу Кендалл мисс Эйди была готова. Она надела платье из хлопка, маленькую шляпку-таблетку, перчатки и взяла маленькую сумочку, расшитую цветами.

Она была весела и энергична.

— Ребекка просила передать тебе благодарность за то, что ты предложила отвезти меня к врачу, — сказала мисс Эйди. — У них в морге тяжело отпроситься. Уже столько времени прошло, а работы все прибывает. Да еще новые преступления, — серьезно рассуждала она. — Это все вина города, хотя не только города, а всего округа.

— Я рада вам помочь. Думаю, Мейсон тоже рад, что меня не будет, — заверила ее Кендалл. — Он сможет закончить украшать салон по своему вкусу.

— А Ребекка, кстати, поехала сегодня на работу к шести, так что в десять у нее перерыв, и она сможет заскочить к врачу, чтобы забрать меня.

— Чудесно. Заодно и увидимся.

Врач Эйди принимал в ЦДР, центральном деловом районе, прямо за Канал-стрит. Она давно его знала. Ему удалось сохранить свою частную практику вопреки тенденции образования огромных медицинских центров. Зная, что для многих врачей это был единственный способ выжить, Кендалл была все-таки рада, что доктор Линг устоял, и мисс Эйди не нужно каждый раз знакомиться с новым врачом. Многие пациенты доктора Линга были пожилые люди, как мисс Эйди, и он никогда не отказывался выслушать их жалобы на разные мелкие неприятности, от которых другие врачи отмахнулись бы, списав все на возраст.

Около двадцати минут пришлось подождать. Как бы доктор Линг ни старался избегать накладок, они случались, потому что некоторые пациенты требовали больше времени. Пока они ждали, Кендалл болтала с мисс Эйди о городе, о Хеллоуине и ожидаемом наплыве туристов в выходные, о внуках мисс Эйди. О чем угодно — лишь бы не думать о прошедшей ночи, как будто это могло разрушить ее впечатления. А она хотела, чтобы они сохранились как можно дольше, потому что они грели ей душу. Она чувствовала себя чудесно. Она была просто в восторге. Как будто она открыла для себя что-то новое, что на самом деле и произошло.