class="p1">– Смиренно благодарю Вашу честь, – произнес Питер, подходя ближе, поскольку приветливость и дружелюбие офицера придали ему храбрости. – Но, возможно, Ваша честь находится на службе у короля Франции?

– Я служу тому же королю, что и вы, – ответил капитан с печальной многозначительностью, которую Питер не понял. Но капитан, решив, что пришла его очередь задавать вопросы, спросил: – Но что привело вас сюда в этот час дня?

– Дня, ваша честь?

– У нас всегда был способ превращать ночь в день, и мы пользуемся им до сих пор, – заметил солдат. – Но это неважно. Зайдем ко мне домой, это рядом. У меня есть для вас работа – если вы не против без труда заработать немного денег. Я живу здесь.

Сказав это, он властно поманил Питера, который почти машинально последовал за ним. Они свернули в узкий переулок возле старой католической часовни, в конце которого, как помнил Питер, находились руины высокого каменного дома.

Как и все остальное в городе, эти развалины тоже претерпели метаморфозы. Покрытые пятнами и обшарпанные стены стали теперь ровными, чистыми и отделанными штукатуркой с каменной крошкой. В каждом окне холодно блестели стекла, а на зеленой парадной двери висел новенький медный молоток. Питер уже не знал, чему верить. Но то, что видишь, – в то и веришь, а парень не мог оспаривать реальность того, что видел. Все содержимое его памяти казалось теперь лишь образами пьяного сна. Поэтому, оцепенев от изумления и непонимания, он отдался на волю судьбы.

Дверь открылась, меланхоличный офицер повелительным жестом пригласил Питера внутрь и вошел сам. Наш герой оказался в зале, погруженном во мрак. Но он следовал за хозяином, и они молча поднялись по лестнице. Лунный свет, проникавший в вестибюль, высвечивал старые темные панели и тяжелые дубовые перила. Питер с офицером миновали несколько этажей с закрытыми дверями на лестничных площадках, но везде было сумрачно и тихо, как, впрочем, и подобало в поздний час ночи.

На самом верхнем этаже капитан на минуту остановился у ближайшей двери и, со вздохом толкнув ее, вошел в комнату. Питер помедлил на пороге. Посреди комнаты он увидел хрупкую женскую фигурку спиной к ним в свободном белом одеянии, с пышной копной темных, свободно ниспадавших волос.

Солдат остановился, не дойдя до нее, и сказал голосом, полным глубокой муки:

– Все та же, голубка моя милая, голубушка! Вы все та же…

Женщина внезапно повернулась и обвила руками шею офицера жестом нежности и отчаяния. Ее тело содрогнулось, словно от рыданий. Военный молча прижал ее к груди. Честный Питер почувствовал, как его охватывает странный ужас оттого, что он стал свидетелем проявления этой таинственной печали и ласки.

– Сегодня ночью, только сегодня ночью… а потом еще десять лет… десять долгих лет… десять лет.

Офицер и леди, казалось, произносили эти слова вместе. Их голоса сливались в мелодичном и пугающем стенании, подобном далекому летнему ветру, блуждавшему по руинам в глухой час ночи. А потом Питер услышал голос солдата, полный боли:

– Это моя вина. Пусть вся боль останется только со мной навсегда, голубушка моя, только со мной.

И снова они как будто скорбели вместе в том же тихом и безутешном стоне, похожем на рыдания, доносящиеся откуда-то издалека.

Питер был охвачен ужасом, но и странным очарованием. Непреодолимое, отчаянное любопытство крепко держало его на месте.

Лунные лучи косо падали в комнату, и парень увидел через окно знакомые склоны парка, спящие туманным сном под их мерцанием. Он также мог довольно отчетливо разглядеть мебель в комнате – старые стулья с круглыми спинками, кровать с балдахином в углублении и вешалку у стены, на которой висела военная одежда и снаряжение. Вид всех этих обыденных предметов несколько успокоил его, но Питер не смог избавиться от необоримого желания увидеть лицо девушки, чьи длинные волосы струились по офицерским эполетам.

Питер кашлянул, сначала слегка, а затем громче, чтобы отвлечь пару от их скорби. По-видимому, ему это удалось, потому что леди обернулась, как и ее спутник. Оба замерли рука об руку, пристально глядя на него. Питер подумал, что никогда в жизни не видел таких больших и странных глаз, как у этой дамы. Их взгляд, казалось, холодил воздух вокруг и останавливал биение сердца. Безмерные страдания и бесконечное раскаяние отражалось в повернувшихся к нему темных лицах.

Если бы Питер выпил хоть на один наперсток виски меньше, вполне вероятно, он бы совсем пал духом перед этими фигурами. А они, казалось, с каждым мгновением приобретали все более заметное и пугающее, хотя и трудноопределимое отличие от обычных людей.

– Чего вы хотите от меня? – спросил он и запнулся.

– Чтобы вы отнесли мое потерянное сокровище на церковное кладбище, – ответила леди серебристым голосом, полным смертельного отчаяния.

Слово «сокровище» оживило решимость Питера, хотя тело покрывал холодный пот, а волосы на голове встали дыбом от ужаса. Однако он полагал, что находится на пороге удачи, если только соберется с духом, чтобы выдержать беседу до конца.

– И где оно спрятано? – выдохнул он. – Где я его найду?

Оба незнакомца повернулись к дальнему концу комнаты и указали на подоконник, залитый лунным светом.

– Под этим камнем, – сказал капитан.

Питер глубоко вздохнул и вытер с лица холодный пот, намереваясь подойти к окну, где рассчитывал увидеть награду за перенесенные страхи. Но, взглянув на окно повнимательней, он различил смутный силуэт младенца, сидящего на подоконнике в лунном сиянии, с протянутыми к нему ручками и такой ангельской улыбкой, какой юноша и представить не мог.

При виде ребенка сердце Питера замерло. Он посмотрел на мужчину и женщину, стоявших рядом, и обомлел. Их лица, обращенные к детской фигурке, искажали такие виноватые и измученные улыбки, что парню показалось, будто он входит живым в декорации ада. Содрогнувшись, он закричал в неописуемом ужасе:

– Мне не о чем с вами говорить и нечего с вами делать! Я не знаю, кто вы и чего от меня хотите, но отпустите меня сию минуту, заклинаю каждого из вас, во имя бога!

Едва произнеся эти слова, Питер услышал странный гул и вздохи. Он перестал видеть комнату и почувствовал то странное ощущение мягкого падения, которое иногда возникает во сне и заканчивается легким толчком. И провалился в черное забытье.

Очнулся Питер, окоченевший от холода, лежа между двумя кучами старого хлама, среди почерневших полуобвалившихся стен разрушенного дома.

Едва ли нужно упоминать, что городок приобрел привычный вид запустения и упадка. Питер тщетно оглядывался вокруг в поисках следов тех новшеств, которые так озадачили его и сбили с толку