— Этот чего хотел? Чего он у тебя спросил?

— Спросил про их четвертого. Убит он или нет.

— А, за дружков своих переживает. Ну, ничего… А ты ему сказал?

— Нет.

Пленных увезли. Через несколько минут пришла еще одна машина и забрала раненого немца.

Соколов занялся своими делами. Танк они благополучно дотащили до линии обороны и отправились в сторону городского рынка, где стоял еще один подбитый немецкий танк, на котором не было следов огня. С этим пришлось провозиться почти до сумерек, потому что коробку передач заклинило попаданием снаряда. Через час удалось переключить трофейную машину на нейтральную передачу. Когда совсем стемнело, два танка стояли в танковых окопах вместо разбитых. Теперь в обороне Щукарева было четыре немецких танка, которые могли стрелять из пушек.

Уставшие экипажи ужинали в своем блиндаже, когда прибежал посыльный с приказом младшему лейтенанту Соколову и красноармейцу Омаеву явиться в штаб к майору Лацису.

— Заводить? — вскочил на ноги, вытирая рот платком, Бабенко.

— Не надо. Ночь, мало ли что. Все танки должны быть на рубеже обороны. Мы с Русланом так дойдем. Вот, трофейные «шмайсеры» возьмем. Тут идти-то не больше километра.

— Опасно, — поморщился Логунов. — Вон какие шныряют по развалинам. А вдруг они не единственные? Интересно, из них там в штабе вытрясли чего-нибудь? Есть польза от таких пленных или нет? Если засланные, то есть, наверное, а если в окружении сидели да своих дожидались, то бестолковое занятие их трясти.

— Немцы замолчали! — Бабенко поднял вверх указательный палец. — Хоть поспим спокойно, без этого радио. Дураки они, надо было не только голос записывать, надо было русские народные песни крутить.

К вечеру потеплело, и выпавший накануне снежок почти весь растаял. По настоянию Омаева они шли по разным сторонам улицы, подстраховывая друг друга на случай нападения. Да и просто, чтобы не попасть обоим под одну автоматную очередь. Теперь Алексей понимал, что, не имея сплошной линии обороны вокруг города, они могли запросто не увидеть, как в город по несколько человек проникают враги. Могут, например, выяснить, где у обороняющихся штаб, и взорвать его или устроить нападение на командный состав во время совещания. Могут уничтожить запасы горючего.

В памяти всплыло сильное волевое лицо Лациса. Алексей вспомнил его команды. Нет, решил он, майор опытнее каждого из нас. Не мог он не подумать о такой возможности. Если бы не подумал, немцы запросто могли за двое суток просочиться в город, а потом — удар с двух сторон, и вся оборона рассыпалась бы в прах. Нет, Лацис наверняка устроил наблюдение, пулеметные расчеты на опасных участках, выставил боевое охранение. Без сплошной линии обороны все равно можно весь периметр не выпускать из поля зрения. Зря переживаю. Пять немцев в городе — еще не показатель, не причина паниковать.

От этой мысли стало легче, но желание идти с осторожностью по пустой темной улице среди темных окон притаившихся домов, да еще по разным сторонам улицы и держать оружие наготове не пропало.

Лацис сидел один в пустом кабинете за столом. Рука висела на груди на перевязи из марлевого бинта. Оторвавшись от карты, он поднял глаза на танкистов.

— Омаев? — майор с интересом смотрел на танкиста. — Это ты их взял?

— Так точно! — хмуро отозвался Руслан.

— Какой-то он у тебя немногословный, Соколов. Радоваться надо, такое дело сделал, командование порадовал. Другой бы гоголем ходил, а этот хмурится. Или случилось чего?

— Все как у всех, — вместо Омаева ответил Соколов. — У Руслана девушка погибла недавно. Он отличный танкист, товарищ майор, и личные душевные переживания никак не отражаются на службе и отношениях с экипажем.

— Ладно, Руслан, — майор встал из-за стола подошел и похлопал танкиста по плечу. — У всех у нас сейчас одно горе, одно на весь наш народ, на всю Родину. А сейчас давай о делах наших военных. Расскажи, как ты немцев в этом доме заметил, чем они занимались и как у вас схватка происходила.

— Да, там все просто было, товарищ майор. Залюбовался я домом изнутри. Старый он, сохранилось еще многое, красиво. Стоял, смотрел, а потом голоса услышал. Сразу понял, свои прятаться не будут. Раз тайком, значит, враг. Ну, и заглянул в комнату, а он как раз передо мной. Я его пистолетом по голове и дальше смотреть. Слышу, они во второй комнате. А если уйдут, думаю, пока я к командиру докладывать бегаю? Пошел, а на меня второй с автоматом. Пришлось убить. Быстро получилось, те двое и понять ничего не успели, я на них револьвер наставил, они на меня автоматы. Я-то знаю, что им шуметь нельзя. Стрелять станут, убьют меня, так и самим все равно не уйти. А мне как раз стрелять можно. Они там посовещались меж собой. Тот, который в шинели, видать, посоветовал сдаваться. Они и сдались. Я своих позвал. Вот и все.

— Самый разумный из них этот обер-лейтенант Валленберг оказался, — усмехнулся Лацис. — Потому и живой. Странный тип в этой компании. О себе ничего не говорит, как с ними связался, не говорит. Ясно, что с документами, значит, уйти не успел, когда мы город брали. А с этими просто познакомился, когда прятались. Не думаю, что он с ними с самого начала. Экипирован не так. Я тебе не сказал, Соколов, ребята Позднякова нашли на окраине в брошенной хате два трупа в таких же вот альпийских куртках. Думаем, из тех, кто на него напал на дороге. Тяжело раненные, унесли их. А потом или умерли от ран, или свои прикончили. В интересах дела.

— Своих? — Соколов и Омаев переглянулись. — Это что же у них за армия такая, если в ней… что же они за люди такие?

— Вот такие они, Омаев, — зло усмехнулся Лацис. — Вот так к ним и относись, так с ними и воюй. Так вот, Соколов, я для чего вас вызвал. При вас немцы ничего не обсуждали, никаких разговоров не вели? Ты же немецкий знаешь хорошо.

— Нет, молчали. Вот только Омаев слышал, как они немного поговорили между собой, прежде чем оружие бросить, но он по-немецки не понимает. А они что, молчат на допросах?

— Молчат. Того, которого Омаев по голове наганом ударил, мы пока не сильно беспокоим, а эти двое молчат, только переглядываются.

— Товарищ майор, — вдруг вспомнил Соколов. — Когда из дома выводили, ну, двоих, которые сами сдались, тот, что в шинели, Валленберг, быстро спросил меня, четвертый их товарищ убит или нет.

— Валленберг? — Лацис постоял, глядя задумчиво на Алексея, потом повернул голову к Омаеву. — Так, танкист, ты иди отдыхай пока, дежурному скажи, чтобы привели ко мне обер-лейтенанта.

Руслан отдал честь и вышел. Майор походил по комнате, потом велел Соколову сесть в сторонке на стул и наблюдать за немцем. Какие-то сомнения Лацису тоже не давали покоя.

Через несколько минут в комнату ввели того самого обер-лейтенанта, только теперь у него поверх шинели не было ремня с кобурой, и руки он все время держал за спиной. Отпустив конвойного, Лацис все ходил по комнате, задумчиво глядя себе под ноги. Немец смотрел поверх головы майора на гвоздь в стене. Там над столом в свое время, наверное, висел потрет Ленина или Сталина.