– Да уж, действительно удивлён, – согласился Джоэнис.

– Мы это рассказываем, потому что знаем, на чьей стороне ваши истинные симпатии, товарищ Джонски.

– Прошу прощения? – обомлел Джоэнис.

– О, нам все известно, – сказал Орусий. – У нас есть свои каналы информации. Даже самые тёмные махинации американского Конгресса не могут укрыться от нашего внимания. Нам известно о прокоммунистической речи, произнесенной вами в Сан-Франциско, и о расследовании в Сенатской комиссии Конгресса. Нам известно, что за вами следила американская тайная полиция, поскольку мы сами следили за ней. И, разумеется, коллеги Арнольда и Рональда Блейков сообщили нам о больших услугах, оказанных вами нашему общему делу, и о том, сколь изобретательно вы избегали всяких контактов с ними. Наконец, мы видели, каких успехов вы достигли, втираясь в доверие правительства и занимая ключевые посты. Словом, мы рады сказать: «Добро пожаловать домой, товарищ!»

– Я не товарищ, – ответил Джоэнис. – Я служу делу Америки в меру своих способностей.

– Хорошо сказано, – одобрительно кивнул Тригаск. – У врага везде есть уши, не правда ли? Вы превосходно скрывали свою истинную сущность, и я больше не намерен поднимать этот вопрос. Напротив, мы хотим, чтобы вы сохранили свою легенду, господин Джоэнис, ведь именно в этом качестве вы представляете для нас наибольшую ценность.

– Правильно, – согласился Орусий. – Больше к этому вопросу не возвращаемся. Решайте сами, господин Джоэнис, какую часть событий в Индро вам следует передать. Полагаю, слухи о наших разногласиях с союзниками могут подтолкнуть ваше правительство к переговорам.

– Не забудьте сообщить, – вставил Тригаск, – что наши ракетные войска находятся в полной боевой готовности, хотя обычные пехотные силы несколько ослаблены. Наши ракетные части, оснащённые самым современным вооружением, размещены также на Луне, Марсе и Венере. По первому нашему слову они готовы обрушить разящий меч.

– Правда, дать сигнал несколько затруднительно, – сказал Орусий. – Между нами говоря, наши космонавты столкнулись с некоторыми трудностями. На Луне они живут глубоко под поверхностью, чтобы укрыться от солнечной радиации, и постоянно заняты тем, что пытаются добыть пищу, воду и воздух. Такое положение дел осложняет связь.

– На Венере, – добавил Славский, – невероятно влажный климат, и металлы очень быстро ржавеют, а пластик и органика разлагаются прямо на глазах. Это сказывается на радиотехнике.

– На Марсе, – подхватил Тригаск, – живут крошечные червеобразные создания невероятной злобности. Лишенные разума, они прогрызают что угодно, даже металлы. Если не принимать чрезвычайные меры защиты, то вся аппаратура, не говоря уже о людях, становится похожей на решето.

– По счастью, перед американцами стоят те же проблемы, – заметил Орусий. – Они тоже отправили экспедиционные силы на Луну, Марс и Венеру. Но так как мы оказались там первыми, то, следовательно, эти планеты по праву принадлежат нам. А теперь, Джоэнис, мы рады предложить вам подкрепиться.

Джоэниса накормили досыта йогуртом и черным хлебом – всем, что в данный момент было в наличии. А затем вместе с Джоэнисом сели в его самолёт, чтобы показать свои укрепления.

Вскоре Джоэнис увидел внизу бесконечные ряды пушек, минных полей, колючей проволоки, пулемётов и простирающихся до горизонта дотов, замаскированных под фермы, деревни, городки, тройки, дрожки и тому подобное. Однако Джоэнис нигде не увидел людей, и это напомнило ему о том, что он ранее узнал о положении дел в Западной Европе.

Они вернулись в Московский аэропорт, и русские отбыли, пожелав Джоэнису удачи по возвращении в Вашингтон.

Перед тем как уехать, товарищ Славский сказал:

– Помните, мой друг, что все люди – братья. О, вы, наверное, смеетесь над такими возвышенными чувствами, сохранившимися у пьяницы, от которого нельзя даже ожидать, что он толково выполнит свою работу. И я не виню вас за то, что вы смеётесь, как не виню своего начальника, Россколенко, который ударил меня вчера в ухо и обещал выгнать с работы, если я снова приду пьяным. Я не виню Россколенко, я люблю этого ужасного человека как брата, несмотря на то, что твёрдо знаю: если я снова напьюсь, он меня уволит. Что тогда будет с моей старшей дочерью, Грустикайей, которая безропотно гладит мои рубашки и не клянёт меня, когда я трачу её жалкие сбережения на выпивку? Вижу, что вы презираете меня, и не виню вас. Нет человека более презренного, чем я. Можете поносить меня, господа, и всё же я человек образованный, у меня есть благородные чувства, и когда-то предо мною открывалось великое будущее…

Но тут самолет Джоэниса пошел на взлёт, и Джоэнис лишился возможности дослушать речь Славского до конца – если только у неё был конец.

Лишь позже, когда Джоэнис перебирал в памяти всё увиденное и услышанное, он понял, что в войне нет необходимости, нет даже предлога для сражений. Силы хаоса захлестнули Советы и Китай, как захлестнули Западную Европу. Однако нет никаких оснований, чтобы это же произошло и в Америке.

Вот такое донесение, со всеми подробностями, и отправил Джоэнис вперёд – в Вашингтон.

(Рассказано Телеу с Хуахине)

Печально рассказывать о том, что было дальше… Когда Джоэнис пролетал над Калифорнией, автоматическая радарная станция приняла его самолет за вторгшийся самолет противника и открыла огонь, выпустив по нему серию ракет класса «воздух – воздух». Этим трагическим инцидентом и открылась начальная стадия великой войны.

История войн изобилует ошибками подобного рода. Но в Америке двадцать первого века, в силу того, что доверие и привязанность людей к машинам стали поистине безграничными, а также в силу полуавтоматической природы этих машин, такая ошибка должна была привести к самым страшным последствиям.

Объятый ужасом, Джоэнис зачарованно следил, как ракеты на полной скорости неслись к его самолёту. Затем он ощутил, что самолёт резко лег на крыло – автопилот, обнаружив опасность, дал залп своими антиракетами в целях самозащиты.

Этот удар вызвал ответную атаку со стороны ракетных станций наземного базирования. Некоторые из станций были автоматическими, другие – нет, но все мгновенно отозвались на экстренный сигнал. А тем временем самолёт Джоэниса израсходовал весь свой боезапас.

Впрочем, что касается запаса коварства, которым его снабдили проектировщики, то самолёт не потерял его ни в малейшей степени. Автопилот переключил радиостанцию на волну, на которой шел радиообмен между землей и ракетами, и объявил тревогу, сообщив, что его атакуют и что все ракеты, находящиеся в воздухе, есть вражеские цели, которые следует уничтожить.

Эта тактика имела определенный успех. Те ракеты, что постарше, не отличались хитроумием и не могли атаковать самолет, который они считали своим. Однако новые ракеты, более искушенные и изощрённые, были обучены ожидать от неприятеля именно таких коварных трюков. Поэтому они усилили натиск, в то время как старые ракеты отчаянно бились на стороне одиночного самолета.