Тайный и поспешный отъезд из Вены задел самолюбие Карла VI. Он решил немедленно отреагировать на грубый, с его точки зрения, поступок Толстого. И когда кареты с царевичем, Толстым и Румянцевым въехали в Брюнн, моравский генерал-губернатор граф Колоредо уже держал в руках следующее предписание цесаря:

«Царевич, испросив дозволения благодарить меня в Вене за оказанное покровительство, 16 декабря (5-го по старому стилю. — Н. П.) поздно ночью прибыл в Вену и сегодня рано утром отправился в Брюнн, не бывши у меня; да и Толстой ни у кого из моих министров не был. Из этого беспорядочного поступка ничего иного нельзя заключить, как то, что находящиеся при царевиче люди опасались, чтобы он не изменил своего намерения ехать к отцу. Я счел нужным послать к вам, как можно поспешнее, этого курьера с повелением, когда царевич приедет в Брюнн, задержите его под каким-нибудь благовидным предлогом и оказанием почестей, постарайтесь видеться с ним наедине и спросите его моим именем, как и по каким причинам допустил он уговорить себя возвратиться к отцу. Действительно ли не был принужден к тому силою и точно ли не имеет он подозрения и страха, побудившего его искать моего покровительства? Если он переменил свое намерение и скажет, что охотно желает не продолжать своего путешествия, примите все нужные меры к удобному его помещению и смотрите, чтобы люди его чего с ним не сделали; впрочем, поступайте с ними прилично до получения моего дальнейшего повеления. Если же царевич намерен продолжать свое путешествие, дайте ему полную волю».

Граф Колоредо немедленно приступил к выполнению возложенного на него поручения, однако не тут-то было. Толстой упорно сопротивлялся встрече царевича с представителем имперской администрации.

«Вчера вечером я отправился к царевичу, — доносил генерал-губернатор на следующий день цесарю, — мне объявлено однако ж, что он уже в постели и почивает. Сегодня утром я явился, и когда велел о себе доложить, мне отвечали, что здесь никакого принца нет. Я говорил, что знаю положительно, что он здесь in persona. Толстой велел мне сказать, что этому нельзя быть и что они должны немедленно ехать. После того я сам отправился к Толстому и просил его допустить меня к принцу, чтобы от имени вашего величества сказать ему комплимент. Толстой отвечал, что не может никого к нему допустить. Я со всевозможною учтивостью старался его склонить оказать дружбу подождать здесь, пока я донесу вашему величеству и получу ответ. Он отвечал: и этого сделать нельзя. Чем более я убеждал, тем более спешил он отъездом. Я не отставал. Он заявил, что принимает задержание за affront и arrest, и требует двух курьеров, чтобы одного послать в Вену, другого в Петербург. Со своей стороны, я протестовал, заявив, что намерения моего изъявить именем вашего величества учтивый комплимент он не должен принимать за арест. Между тем, как этот casus вовсе неожиданный, то прошу о резолюции вашего величества, что мне делать».

В письме Толстого, отправленном в Вену 9 декабря к резиденту Веселовскому, инцидент выглядит по-иному. Толстой ссылался на нежелание встречаться с графом самого царевича: «царевич до него не имеет никакого дела и видеться с ним не может, не желая терять времени и поспешая в отечество»; когда граф стал настаивать, «царевич не изволил его к себе допустить, понеже и я то советовал».

Цель письма к Веселовскому состояла в поручении разведать, какова подлинная причина задержания царевича. Сам Толстой полагал, что допустить коменданта к царевичу «не бесподозрительно». Но он ошибался.

«Казус» в Брюнне был вызван не столько подозрительностью цесаря, сколько тем, что было задето его самолюбие. Кроме того, он стремился выглядеть респектабельно в глазах Европы, казаться монархом, озабоченным судьбой своего родственника и принимающим все меры, чтобы не допустить насильственного возвращения беглеца в Россию. На самом же деле судьба Алексея Петровича волновала его в последнюю очередь, что явствует из мнения министров, высказанного 10 декабря по поводу происшествия в Брюнне.

Гофканцлер граф Зинцендорф правильно оценил поведение Толстого — его наглый отказ Колоредо от встречи с царевичем он объяснил тем, что «они боятся, чтобы царевич не изменил своего намерения». Мнение Зинцендорфа состояло в том, чтобы добиваться свидания с царевичем: «если же Толстой не согласится, не прибегать к силе, а объявить ему, что об его неприязненном поступке будет немедленно донесено царю; между тем дозволить им ехать. Насильное домогательство приведет к крайности; между тем нельзя много полагаться на принца».

Более определенно и откровенно высказал свое мнение вице-канцлер Шёнборн. Ссылаясь на мнение других, он признал «за лучшее избавиться от пребывания здесь царевича… Дай только Боже, чтоб царевич не изменил своего намерения возвратиться к отцу; со стороны его величества сделано все, что предписывали великодушие, честь, родство. Царевич все это сам устранил и отвергнул. Продолжать покровительство царевичу при непостоянстве его и угрожающей государству от силы царя опасности было бы безрассудно; царевич не имеет довольно ума, чтобы надеяться извлечь из него какую-либо надежду или пользу. Тем не менее я думаю однако ж, что граф Колоредо непременно должен видеть царевича и объявить ему комплимент его величества; Толстому же сказать, что он не смеет предписывать законов его величеству в собственном государстве. Колоредо может даже употребить к тому силу и под предлогом свиты может придти с значительным отрядом».

Цесарь последовал этому совету. В повелении, отправленном Колоредо, предписывалось «непременно, каким бы то ни было образом, видеться с царевичем; для сего возьмите с собою большую свиту и проникнете в его комнаты, предоставляя Толстому быть или не быть при свидании… Толстому же дайте знать, что поведение его, вероятно, не заслужит одобрения его царского величества, что он потерял ко мне весь респект. После того, если царевич захочет ехать далее, дайте ему волю…»

В соответствии с повелением цесаря Колоредо явился к Толстому и царевичу в сопровождении многочисленной вооруженной свиты. Толстому ничего не оставалось, как уступить, хотя он продолжал разыгрывать комедию. «Я не могу понять, — возмущался он в разговоре с секретарем графа, — достаточна ли причина нежелание царевича принять комплимент нас арестовать и так трактовать?»

Свидание с царевичем состоялось 23 (12) декабря. Его подробно описал Колоредо в донесении цесарю: «Меня ввели в приемную, куда пришел капитан с живущим у них немцем, потом вышел и царевич из своей комнаты с Толстым. Я начал говорить свой комплимент: во-первых, вашему величеству было бы очень приятно его самого видеть; во-вторых, ваше величество заботитесь, чтобы он во всем доволен был в землях ваших; в-третьих, промедление же его здесь происходит от желания вашего величества изъявить ему вашу добрую волю; и, в четвертых, наконец, изъявил удивление вашего величества, что он не повидался с вами.

Принц на это отвечал: он с особенною радостью слышал, что ваше величество велел ему сказать, и обязанностью и долгом его было благодарить ваше величество за оказание благодеяния, но он не имел экипажа и в таком грязном от путешествия виде не решился представиться ко двору вашего величества. Впрочем, поручил резиденту Веселовскому изъявить его признательность; хотя ему больно, что его здесь задержали, но как это случилось для него же, то еще просит меня принести его всепокорнейшую благодарность. Наедине поговорить с ним мне было невозможно; сам же он не входил ни в какие подробности. Толстой, капитан и немец стояли близко и слушали внимательно наши слова».