Точно так же как и с другими «провалами рынка», здесь необходимо применить нерыночное решение к несовершенствам рынка. Традиционно эту роль берет на себя государство применительно к другим так называемым общественным благам, например национальной обороне, и здесь его вмешательство тоже может оказаться решающим. Скажем, министерство международного развития Великобритании профинансировало на крайне важной ранней стадии развития систему электронных платежей M-PESA, впервые предоставившей услуги по оплате мобильной связи девяти миллионам жителей Кении. Агентство США по международному развитию выделило аналогичную помощь для ранней стадии производства кухонных печей полного сгорания в Гане{184}.

Но при существующих политических рисках, связанных с выбором успешных технологий и бизнес-моделей, ответственность за преодоление этого конкретного несовершенства рынка, скорее всего, возлагается на институты, которые мы ранее назвали «фондами, действующими в качестве благотворительных банков». Данные фонды стремятся использовать свои эндаументы и грантовые бюджеты, чтобы увеличить ресурсы для максимального воздействия на выбранном ими направлении. Кох и его коллеги называют это «предприимчивой благотворительностью», но можно также сказать, что это «программные инвестиции на гормонах роста». Предполагается поиск высокоперспективных деловых предложений у основания пирамиды, уже прошедших стадию первоначальной проверки концепции, и помощь им в подтверждении коммерческой рентабельности их продуктов, в подготовке выхода продуктов на рынок и включения их в операционную деятельность, что позволит привлечь частный капитал, ориентированный на доходность и способный придать масштаб возникшему бизнесу{185}. Такая поддержка может принять форму грантов, а также займов – беспроцентных или под низкий процент – либо долевого финансирования без приобретения контрольного пакета акций.

Все вышесказанное предполагает возможность того, что, несмотря на активное развитие новых областей благотворительности, этот сектор, возможно, приближается к моменту истины. Многие из описанных процессов были запущены с большой помпой, на них возлагались огромные надежды. Казалось, что таинственным образом вдруг исчезло исторически сложившееся противостояние между добрыми делами и финансовым успехом, что деятельность с целью содействия социальному и экологическому прогрессу может приносить рыночные нормы прибыли; что рынки частных инвестиций способны заменить государство и частные благотворительные организации в качестве основного источника капитала для социально ориентированного роста и что вот-вот начнется новая эра социально ориентированных финансов.

Нельзя сказать, что эти допущения оказались неверными. Описанные в данной монографии и в дополняющем ее томе процессы сохраняют темпы развития и огромные перспективы. Однако отрасль достигла уже достаточной зрелости, чтобы оказаться в силах признать, что впереди ее ждет тяжелая, утомительная работа. В частности, сейчас подверглись серьезному сомнению, если не были вовсе опровергнуты, три успокаивающих допущения, которые помогали подогревать шумиху вокруг социально преобразующих инвестиций и других инноваций в новых областях благотворительности. Теперь переходящей на следующую стадию своего развития отрасли придется столкнуться с обновленной реальностью.

Начнем с того, что многие предположения о доходности, появившиеся в первых работах о социально преобразующих инвестициях, кажутся слишком оптимистичными и не подтверждаются реальным опытом первопроходцев в этой области. Конечно, есть и впечатляющие примеры бизнеса у «основания пирамиды», который создает значительные социальные блага и при этом весомую рыночную доходность. Но для этого ему потребовались годы болезненной инкубации, прежде чем он предстал в виде зрелых предприятий и достиг той доходности, за которую его сейчас восхваляют в литературе. Между тем эта длительная и затратная инкубация слишком часто либо сокращается, либо полностью игнорируется, а десятки перспективных предприятий не выходят из зачаточного состояния. Да, бывает и по-другому, но, как предупреждает Кевин Старр, «по существу, в сухом остатке рассматривается только одно – либо преобразования, либо прибыль, а потому требования инвесторов вполне способны перенаправить организацию от ее изначальной целевой аудитории к тем, кто способен платить больше», так что факт остается фактом: привлечение инвесторов высокой доходностью, полученной горсткой успешных компаний, способно создать у них ложные ожидания, которые могут с легкостью изменить вектор развития отрасли{186}.

Решение здесь состоит не в отказе от перспектив социально преобразующего инвестирования и от привлечения частного инвестиционного капитала для достижения социальных и экологических целей. Скорее следует признать необходимость более сложных комплексных сделок, способных удовлетворить потребности частных инвесторов в доходности и одновременно учитывающих чрезвычайно высокие риски, с которыми сталкивается большинство начинающих компаний, работающих на рынках у «основания пирамиды».

Это подводит нас ко второму благодушному предположению, которое утвердилось в мировоззрении новых участников сферы благотворительности. Предположению о том, что социально преобразующее инвестирование, привлечение частного инвестиционного капитала для достижения социальных и экологических целей могут в значительной степени заменить запаздывающие государственные ресурсы и мероприятия. Разумеется, идеология приватизации давно бытует в американской политической мысли, особенно это касается благотворительности{187}. Поэтому неудивительно, что филантрокапитализму свойственно убеждение в том, что поскольку частный сектор «может лучше, чем государство» заниматься бизнесом и зарабатывать прибыль, то и при достижении социальных и экологических целей он проявит себя с наилучшей стороны. Так что в сфере благотворительности присутствия государства не требуется или же требуется, но в малой степени.