Виктор развернул лист – это оказалась справка о смерти Нины.

– А вам до этого какое дело? – хмуро спросил он. – Вы же ее в глаза не видели.

– Ты Витя дурак, что ли, – даже оскорбился Шубин, – головой вчера ударился? Мне есть дело до всего, что происходит тута в полку. А уж такое… У моего лучшего бойца, – он запнулся, – погибла жена, а я ни сном ни духом… Чего молчал? – он пересел на лавку к Виктору. – И вообще, обидно, Вить, такое отношение тута. Я тебе не чужой человек, мог бы и сказать…

– Извините. – Виктор покаянно склонил голову. – Только что бы это изменило, ее все равно не вернуть.

Шубин обиженно посопел, потом протянул:

– Ты на войне живой из стольких передряг вылезал, а она в тылу, вот ведь как тута бы-вает…

– Не надо про нее больше, – тихо попросил Саблин. – Оно и так все…

– Ладно, – согласился Шубин. – Справку эту передашь в строевой отдел. Хорошо еще, что Пруткова уже нет, а то бы он из-за этого такую вонь мог раздуть. Хотя ладно, сам передам. – Шубин убрал справку в планшет, снова достал из пачки папиросу и принялся ее вертеть. – Вот ведь как бывает, – повторил он и огорченно качнул головой, – а я с утра и не понял. Рыжая прибегает, глазища на пол-лица, бумажку эту тычет. Я уж думал, Антипов снова отчебучил чего…

Он наконец щелкнул своей трофейной «Зиппо», глубоко затянулся, выпустив узкую струю пахучего дыма, жестко сказал:

– Кстати, с Антиповым у вас ничего не было, вы даже и не виделись вчера. Ясно тута? Ты его не бил и убить не обещал, а он к Таньке не приставал. Комдив так решил. Нам тута гвардия светит, так что лишнее ни к чему. Уже приказ пришел, его переводят. Так для всех лучше, и тебе тута особенно. – Шубин грустно усмехнулся. – По факту, кроме мордобития, и не было ничего, а за то, что капитана отмудохал, знаешь, что светит? Смотри, Витька, допрыгаешься. Вырву тебе яйцекладку тута.

Они оба усмехнулись, Виктор посчитал инцидент исчерпанным и тоже потянулся к папиросе. Тут Шубин зашел с козырей.

– А скажи-ка мне, друг мой ситный, это чего? – спросил он вдруг и достал из планшета потрепанную ученическую тетрадь.

Виктор пригляделся и узнал свой конспект, по которому проводил занятия с молодняком по тактике и который два дня назад дал капитану Щеглову.

– Это конспект, – сказал он.

– Да ты что? А я думал, словарь тута французский. Почему эта срань оказалась у Щеглова, а не у меня?

– А вам-то зачем, – изумился Виктор, – тут же все, что вы рассказывали и показывали. Ничего нового, я только сформулировал, скомпоновал немного, и все…

– И все? – Шубин открыл тетрадку и зачитал: – «Оборонительный бой допускается только в случае прикрытия ударных самолетов либо при выходе из боя. В остальных случаях необходимо переводить бой из оборонительного в наступательный. Достигается это путем взаимодействия парами звена следующим образом: одна пара сковывает силы противника, другая в это время набирает высоту, готовясь нанести удар сверху. После удара вторая пара, используя преимущество в скорости и высоте, продолжает атаки, а первая использует это время для выхода из боя и набора высоты…» За это вот, – он ткнул пальцем в корявые строки, – любой командир ВВС руку себе отрежет, а ты… – Он возмущенно выплюнул папиросу. – И догадался же… Хорошо еще, что Щеглову почитать дал, а то и сидели, до сих пор дурни дурнями тута.

– А что здесь такого? – ушел в оборону Виктор. – Я вам не Пушкин, чтобы красиво и грамотно излагать. – И сразу же перешел в контратаку: – И вообще, тут моего и нет ничего. Этого всего от вас набрался, на каждом разборе талдычили. Если неправильно, так сами бы и написали, а ругать все мастаки.

– Так ведь правильно все, – обозлился Шубин, – коряво, конечно, неразборчиво. Но многое изложено грамотно и доступно. Умные люди наверху месяцами из-под себя что-то подобное тута выдавливают, а ты, Витька, мать твою, взял да и написал.

– А что, это уже преступление? – хмуро спросил Саблин. – Ну написал, и что? Это, Дмитрий Михалыч, в основном ваше все. Я только свечку держал.

– Свечку он держал, – фыркнул Шубин. – Дурак ты… Это тактика, это опыт переданный. Да за такое сейчас ордена дают. Я, думаешь, не хотел подобное написать? Хотел! А вот не получается.

– И что теперь будет? – еще более хмуро спросил Виктор.

– Будет, – командир ехидно усмехнулся, – слушай тута приказ! Берешь свою рыжую вместе с ее машинкой, берешь художницу, ну, ту, что тебе сиськи рисовала, и красиво оформляешь всю свою писанину в трех экземплярах. И чтобы тута не стыдно было командарму показать, а то пишешь ты как курица лапой, да еще хрень всякую малюешь. Вот что это? – Шубин ткнул пальцем в тетрадку.

Виктор глянул, куда показывал желтый от никотина командирский ноготь, и похолодел – на полях тетради схематично и кривовато был нарисован «Су-7б» – реактивный истребитель-бомбардировщик. Такой самолет в виде памятника стоял в Таганроге, и Виктор успел облазить его еще в детстве, да и потом частенько проезжал мимо. Как и почему он его нарисовал, Саблин уже не помнил, видать, сильно задумался о чем-то своем.

– Завтра после обеда я еду в штаб армии, – продолжил Шубин, – и чтобы тута уже было готово. И кстати, приказ дали на новое перебазирование, так что поторапливайся тута.

…Уже потом, когда Виктор диктовал свои перлы Тане и смотрел, какие четкие и красивые линии выходят из-под карандаша Лены Шульги, ему закралась мысль вставить туда и рисунок самолета будущего, кому надо – поймут, а не поймут – и не надо, но потом все-таки решил не рисковать.

…Море монотонно шумело. Мелкие невысокие волны накатывали к самым ногам, разбиваясь о серый глинистый берег. Они были настолько мелкие, что казалось, будто стоишь у колхозного пруда, и лишь громадное, до горизонта, зеленое зеркало залива говорило, что это не так. На берегу валялся мусор, ломаные камышовые стебли, дохлые рыбки – «бычки». Воняло тиной. Толпа людей, сгрудившаяся у полосы прибоя, смотрела, как носятся над водой чайки, как подходит рыбацкий баркас.

– Какое здесь море не такое, – сказала Таня, – вот когда в Адлере… – она вдруг глянула на стоящего рядом Виктора и осеклась, замолчав на полуслове.

– Рассказывай, чего вы с морем сделали, – засмеялся Ларин, – ты ведь у нас из этих краев, да? У тебя тут родни не осталось? А то неплохо бы сейчас сальца копченого, да под домашнюю перцовку…

Виктор коснулся воды рукой. Море как море. Здесь оно всегда было таким. Мелким, пресным, теплым. Отличие было только в том, что еще позавчера здесь были немцы, а сегодня правит уже советская власть. И он никогда не думал, что военные дороги занесут его в город, в котором ему доведется жить через шестьдесят с лишним лет.

– У вас и такого нет, – огрызнулся он на Славкину реплику, – живете там, на своем болоте, дальше соседней кочки не видите. – Вообще я ростовский, – припомнил он натуральную саблинскую биографию, – и детдомовский. А значит родни у меня никого, а значит, ты не только без моря, но и без сала останешься…