Турецкий тронул машину и свернул за угол школьной ограды, чтобы вообще убраться с глаз школьной охраны. Сейчас сюда подъедет на машине Александра Борисовича Филипп Агеев, и они поменяются автомобилями. Тут же, в бардачке у Фили, смонтировано прослушивающее устройство, а микрофончик — в сумке у Люси. Тоже целая история, пока удалось ее убедить, что ни одно услышанное слово не будет употреблено во зло, и она согласилась. Да, принципы… Нет слов, мировая девчонка! А по поводу ее проницательности, точности характеристик и говорить не приходится. Дочь преподавательницы философии? Вот уж воистину! И она действительно, по-настоящему, без всяких соплей, любит свою мать. Ну, как же им не помочь?!

Тут, пожалуй, наиболее сложный и ответственный момент наступит тогда, когда возникнет острейшая необходимость убеждать Ирку в том, что данное дело являет собой самый натуральный альтруизм в идеально чистом его виде. И ничто иное.

А вот как объяснить? Значит, загодя надо готовиться, Александр Борисович, чтоб очередная и вполне ожидаемая гроза не застала тебя врасплох…

Вид у Антона Плетнева, когда он с утра явился в агентство, был явно утомленный, о чем свидетельствовал несколько воспаленный блеск глаз, нехарактерные, замедленные движения, некая общая помятость, но, в общем, было видно, что он доволен, как всякий сытый, ленивый котяра. На этом факте не преминул поставить акцент Турецкий, знавший причину заметных изменений во внешности приятеля и коллеги, но не с ехидством, а просто так, констатируя очевидное. Но Антон, вопреки ожиданию, набычился: знать, не понравилось. С чего бы это? Уже успели поссориться, что ли?

Турецкому, разумеется, хватило такта спросить об этом не при всех — имелась в виду только вездесущая Алевтина Григорьевна, — а лишь когда Всеволод Михайлович вызвал Альку к себе в кабинет, где у него сидел первый утренний посетитель. Наверное, им там какие-нибудь сведения понадобились, и она на короткое время исчезла.

— Ну так чего? — и не пытаясь сдержать ухмылки, спросил Александр Борисович.

— Да ничего? Откуда ты взял, будто что-то не так?

— А ты чего, не умывался, что ли? — не отставал Турецкий.

— Сашка, кончай, ну тебя к черту! — едва не взорвался Плетнев.

— И руки мыл? — не отставал Турецкий, но увидел, как вспыхнули глаза Антона, и демонстративно зажал себе рот ладонью.

— Эй, народ, не мешайте, — басом прогудел Володя Демидов, который сверял со Щербаком какие-то документы. — Девушку с пути истинного сбиваете. Постесняйтесь!

— Какая девушка? Где? — почти хором откликнулись Плетнев с Турецким и уставились на коллег.

— О! — поднял указательный палец Щербак. — У голодной куме одно на уме! Идите на улице покурите, вам же есть, о чем поговорить? Обменяйтесь взаимными впечатлениями, что ли…

— Ну, контора! Все про все знают! Интересно, кто продал, Филя наверняка?

Общий смех снял назревавшее было напряжение у Антона.

— Ну чего ты дурью маешься, Сашка? — тем не менее пробурчал он, выходя за Турецким на улицу и доставая сигареты.

— Какая ж дурь? Должен ведь я как-то внятно объяснить Ирке, почему у Васьки такой беспутный папаша? Она поинтересуется, а что я ей скажу? Нет, у меня, конечно, есть некоторые варианты объяснений, но… вряд ли они устроят… самого папашу. Так что давай, колись, добрый молодец, много ли дров нарубил — в общих чертах, ибо деталями не интересуюсь.

— Да ладно тебе, — сыто отмахнулся Плетнев и добавил с теплотой в голосе: — Хорошая женщина, Сашка…

— Ну и слава Богу. А количество этих самых… ваших, кинутых… мне знать незачем, — небрежно бросил Турецкий.

— Спасибо, добрый барин, — низко поклонился Антон. — А я уж подумал было, что придется подробный отчет писать, где, когда, в котором часу… Уважил!

— Да, уважил. Пока. А будешь острить, заставлю ведь и писать. А ты как думал? Он, значит, будет по ночам по бабам бегать, а я с его сыном задачки решать? Он будет, понимаешь, кайф получать, а моя бедная супруга — к директору бегать и оплачивать разбитое в школьном сортире стекло, да? Смотри-ка, а он — у-умный! Ну, ладно уж, в кои-то веки повезло нашему мальчонке… фиг с тобой. Скажи лучше, чем у вас там вчера закончилось?

— Чем-чем! Неужели непонятно? — Плетнев даже руками развел.

— Погоди, — спокойно сказал Турецкий, — ты про что? Про Светлану, да?

Антон кивнул.

— Хорошая реакция, но, как говорят киношные американцы, неправильный ответ. А я — про доллары и про тех «кидал». Ты можешь, наконец, освободить свою башку от бурных ночных эмоций? Или на сегодня у тебя… ну, как ты показываешь? Пых — и с копыт?

— Прости, ради Бога, — рассмеялся Плетнев. — И, правда, вроде что-то с катушками, ну, съехало маленько… К сожалению, не все нормально закончилось…

И Плетнев достаточно подробно рассказал Турецкому о том, как он нашел «кидал», как разобрался с ними, ну, и о благополучном завершении акции. Это уже у посредника, что с лекарствами работает, и в больнице. А операция, судя по всему, будет после обеда или завтра с утра, сегодня парень на лекарствах. Специально заезжали, в смысле, он завез Светлану и сам поинтересовался. Доктор сказал, что надеется на положительный результат. И на том спасибо. А в конце Антон рассказал о потерянном удостоверении.

Турецкий прямо клещом в него впился: давай со всеми деталями — где, что, как и когда? И Плетнев повторил, вспоминая последовательность всех своих дел. Вспомнил и о черной «девятке», что преследовала его, а потом отстала.

— Точно отстала?

— Саш, ну, я смотрел, вроде не было. Да и какой смысл?

— Вот ни хрена ты, Антоша, все-таки не сыщик. Как можно быть таким беспечным? А насчет того, какой смысл, это мы обычно узнаем тогда, когда, как правило, бывает поздно думать, потому что поезд уже ушел, и соображать следовало раньше. «Ксива» это твоя — чушь, конечно, но фамилия-то там подлинная и фото — тоже. Найдется какой-нибудь сукин сын и так обыграет, что мало не покажется. Это ж чистая фальшивка! Девиц своих не расспрашивал? Не вертелся ли там кто-то, на кого они могли не обратить внимания?

— Спрашивал, нет, говорят…

Антон снова почувствовал гнетущее беспокойство, которое он еще вчера пробовал «утопить» в себе более приятными делами и заботами. Казалось бы, ничего страшного, но Сашка-то беспокоится. А не нарочно ли он так нагнетает? Антон пытливо вслушивался в то, что говорил Турецкий, и видел только действительное беспокойство, без розыгрыша, хотя он большой любитель по этой части.

— Ну, ладно, — как бы подвел итог Турецкий. — Я тебе вот что посоветую сделать. Знаешь, как говорится, на всякий пожарный… Пойдем обратно, ты ни с кем, кроме Севы, эти вопросы больше пока не обсуждай. Не потому что кто-то трепаться начнет направо и налево, а просто, как в известном анекдоте армянского радио, советами замучают. Мы, как я понимаю, заниматься «кидалами» и прочими аферистами из обменников не будем. Заказчиков не найдется. А этот твой Вартан…